— Ты пудрил мне мозги, пока твой дружок неудачник воровал наши вещи. Притворился, будто я тебе нравлюсь.
— Что-то ты не сильно противилась! — он поднял раненную руку и запустил пальцы в волосы. — Я тут прослушал твоё сообщение Рэдклиффу. Значит, ты собиралась меня поцеловать, а через несколько дней отдаться ему?
— Отдай мой альбом!
— Или что? Что ты мне сделаешь? У куколки нет зубов.
Меня охватило отчаяние. Кайджан прав. Сила на его стороне. Разве что я могла бы задушить кого-то лозами или изрезать на тесёмки, как красная ведьма из моих снов?
Ногти начали удлиняться, и меня охватило чувство блаженного единения, как тогда с тростником. Я ощутила всё растения вокруг: их расположение, силу и слабости.
Почувствовала, как кипарис, растущий у хижины Джексона, потянул ко мне свои ветви; как поползли, отозвавшись шелестом, стебли кудзу, готовые стать в мою защиту.
На короткое мгновение мне захотелось показать ему, на чьей стороне сила на самом деле,
Наказать? Нет, нет! Я немедля попыталась осадить гнев.
— Хочешь свои рисунки? — Джексон метнулся в дом и вернулся с альбомом. — Лови.
И швырнул его, словно фрисби, разбросав страницы по всему двору.
— Нет! — крикнула я, задыхаясь от возмущения.
Наконец я смогла подняться на колени, и, судорожно откашливаясь, начала собирать рисунки. От прикосновений к бумаге в сознании вспыхивают видения.
Смерть. Кровожадные монстры. Солнце в ночном небе.
Я подбираю страницу за страницей, не переставая кричать:
—
На красивом лице промелькнула звериная свирепость.
Даже когда он защищал мать, было видно, что ему
— НЕНАВИЖУ тебя! Больше никогда ко мне не подходи!
Он как-то странно посмотрел на меня и мотнул головой. Гневное выражение на лице сменилось замешательством.
Что такого он увидел?
— Эви! — крикнула Мэл. Она идёт за мной!
Она обхватила меня за плечи и помогла подняться, крикнув Джексону:
— Держись от неё подальше, жалкий нищеброд!
Он последний раз удивлённо взглянул на меня и ушёл.
Как раз когда дверь лачуги захлопнулась, мои лозы достигли крыльца. Мэл слишком занята, суетясь вокруг меня, но я чётко вижу, как они извиваются, словно кобры в ожидании моего приказа.
—
Я повернулась к Мэл:
— Мне нужны эти рисунки. Все до одного.
Она без единого слова опустилась на колени рядом со мной. И мы вместе начали копаться в грязи, собирая промокшие листы.
***
— Не молчи, — мы с Мэл, обе вывалянные в грязи, поднимаемся по ступенькам крыльца под стихающим дождём, — ненавижу, когда ты молчишь.
По дороге домой я рассказала ей про ПШР, про свои видения, про маму и бабушку (только о растениях умолчала), как раз к концу пути и закончила.
После признания я почувствовала себя побитой, одной из тех манекенов для бокса, что после каждого удара возвращаются на место. Но в том то и дело, что эти дурацкие манекены потом получают ещё больше тумаков.
— Я жду, пока ты расскажешь, что произошло в лачуге кайджана, — сказала Мэл, — у тебя было такое лицо, типа «
(*фраза из романа британской писательницы Стеллы Гиббонс «Неуютная ферма», героиня которой постоянно говорит о каком-то ужасе в дровяном сарае, который сделал невыносимой её жизнь. О каком именно неожиданном сюрпризе, притаившемся между дровами, идёт речь, никто до сих пор так и не знает, но сейчас это выражение употребляется для обозначения чего-то травмирующего, некой семейной неприятности, скрываемой от посторонних.)
— Может, когда-нибудь расскажу, — сейчас эти воспоминания слишком болезненны.
— Почему я последней узнала о твоих видениях? Женщине, породившей тебя, стало известно об этом гораздо раньше. Обидно.
— Я не хотела, чтобы ты стала по-другому ко мне относиться, — когда мы подошли к двери, я сказала, — я пойму, если ты не захочешь больше дружить.
И кивнула на рюкзак, полный промокших листов.
Закатив глаза, Мэл протянула его мне.
— И упустить возможность продать онлайн плоды твоего больного воображения? Ну уж нет, моя чокнутая проказница, — она обняла меня и, притянув к себе, запустила пальцы в мои грязные волосы, — я сколочу на этом целое состояние! Так что гони парочку рисунков, не промокших и не воняющих кайджаном.
— Прекрати, — на удивление я уже готова расхохотаться.
— Ты уверена, что не нуждаешься в моей помощи? — спросила Мэл, наконец выпустив меня из объятий.
— Всё в порядке, — ответила я, — кажется, мне просто нужно хорошенько отреветься.
— Послушай, завтра мы со всем этим разберёмся, — заверила меня Мэл, — знай одно: в ПШР ты больше не вернёшься. Если нужно будет, мы сбежим вместе, вступим в гражданский брак и будем жить за счёт твоего творчества.
Нижняя губа снова предательски задрожала: