Читаем Нулевой том полностью

Кирюша взобрался на люк, взялся за рычаг. Он у нас парень здоровый… Хрясть! Серой, слепой массой ринулась мокрая порода, сорвав заслонку. Один люковой, коротенький, квадратный, слетел к нам вниз легко, как мячик. Второй – длинный белобрысый жлоб – отпрянул от рванувшейся на него массы, стукнулся башкой о балку. Каска его слетела к нам. Он путался в своих длинных ногах, заслонял весь проход. Наконец вывалился. А Кирюша, шедший за ним, застрял прочно. Ноги уже по колено в сером цементе. А из-под заслонки все прет и прет. Кирюша пытается вытащить ногу, другую – напрасно. Думает, кричит – матерится, а выходит по-ребячьи, жалобно. А перед ним раскрытая черная пасть, и из нее ползет на Кирюшу серая каша и причавкивает при этом. Предыдущий пирожок был до кровли… Кирюша кричит.

Вдруг раздался на редкость громкий чавк – воздух вышел из пальца. И серая масса остановилась. Что-то коварное в этом замершем на миг языке. Вот-вот снова бросится на Кирюшу…

– Руби! Руби!!! Ах……….. мать………….. мать……….. мать………. – кричит мастер тонко, визгливо.

Все стоят. Вдруг кто-то решился. Подбежал к люку. Это Коля. Он проворно вспрыгнул на настил, примерился к рычагу, дернул. Заслонка со скрипом и громом обрушилась вниз. Перерубила толстый серый язык.

Все. Больше не попрет.

Кирюше помогли выбраться.

Измазанный, бледный, он неверными шагами опустился по лестнице вниз. Ноги были… Ног словно не было.

– Подойди сюда, – как-то удивленно тихо сказал мастер.

Кирюша не слышал.

– П-па-дай-ди сюда, п-падла!!! – заорал мастер и подошел сам. – Что же ты, размазня, кисель………………………… Где тебя сделали?!..…………….. Что ты думал!!..……………………… Сиди за таких!!..……………..

– Да я что………. я разве… – мямлил Кирюша.

– Что? Что! Что же ты, так и жить будешь?! Что же ты, думаешь, кто-то за тебя будет? На что ты рассчитываешь?! Что же ты, так и будешь!! Что же ты, гнида, ничего не значишь!

Собственно, и все. Больше такого не было. Нагруженный состав ушел. Сидели на бревне, курили. У Кирюши все еще подрагивали ноги.

«Ничего не значу… Уйду! – думал он. – Ну его к черту! Зачем мне это надо? Один раз чуть глыбой не придавило. Сейчас чуть не погребло… Третий раз не миновать… Ничего не значу? А что я значу… действительно… Правда. Не значу. Ну и уйду!..»

Подсел Коля, сказал:

– Ты не переживай, Кирюша. Это он ведь так… Он к тебе хорошо относится. Сам понимаешь, отвечает он за тебя. Он сам тут внизу перенервничал знаешь как! А ты не горюй. Поначалу оно без этого не обходится… А там научишься. Ты парень неглупый, крепкий. А тут, знаешь ли, просто-то просто… А иногда дело секунды. Успевать надо…

<p>На секунду бы раньше</p>

Столько всякого, а всего полсмены прошло. Пирожок, потом еще пирожок, когда Кирюшу чуть не завалило… Уже и сил никаких. А всего полсмены. Всего три часа прошло.

Сидели на бревне, курили.

– Да… – сказал кто-то. – В горе… Тут иногда поспевать надо. Дело секунды.

– Кстати, о часах… – сказал Коля. – У меня однажды… Ой, Кирюша, какой у тебя ремешок! Покажи.

Кирюша снял часы и протянул Коле.

– Да… – сказал Коля раздумчиво и серьезно. – Таких ремешков у нас не бывает… Слушай, Кирюша… Давай: ты мне свой, а я тебе…

Кирюша замялся.

– Неудобно, подарок… – сказал он.

– Ну, давай, а? Пока с моим поносишь. А потом тебе еще таких пришлют. Ты только напишешь – и пришлют…

– Вот я напишу домой, мне пришлют, и тогда я тебе подарю.

– Ну вот… – сказал Коля разочарованно. – Когда еще подаришь… А сейчас обменяться можешь. Давай, а?

– Чего тебе так спешно?

– Ну, дай… – протянул Коля. Очень ему, видно, хотелось.

– А вот у меня, – сказал Саня, – был ремешок… золотой!

– Золотой?.. Пожалуй… Куда же он делся?

– Да, вот именно, куда?

– Где ж это ты золото прячешь?

– Да ну вас! – махнул рукой Саня.

– Нет, ребята, кроме шуток! – сказал другой. – Вот у меня часы были!.. У них на крышке по-иностранному было написано. Швейцарские. Их и ударять и мочить можно было.

– Ну, это еще ничего особенного… А вот у меня…

Поспешно, боясь, что ему не дадут досказать:

– И еще они анти… магнитные.

– Удивил! Ей-богу, удивил…

– Да нет, ребятки, кроме шуток… Я однажды спьяну купаться полез… Плавал, плавал. Вдруг хвать – часы на руке. Ну, думаю, все… Нет, идут. Я обрадовался, стал прыгать, носиться с ними. Прыгал, прыгал. А они вылетели из руки и о камень – хлобысть! Ну, думаю, все. Поднял – идут…

Наконец-то удалось перебить:

– Ну, это что!.. Вот у меня однажды…

Тут подошел мастер.

– Что же это вы, голубчики, того? И работать не хотите? Кто же это за вас все делать будет?..

– Подожди, Леша, подожди… Дай про часы доскажу. Так вот эти часы… Они старинные были. С крышкой.

– Это ничего себе… – сказал мастер. – С крышкой… Вот я из Германии привез – так это, скажу вам, часы! Двенадцать циферблатов. Года, месяцы, недели, дни… Даже високосные года отдельно. Все показывают. Потом восход солнца, заход, – говорил он, загибая пальцы. – С луной то же. Потом атмосферное давление… Что еще? Сами заводились. Идешь себе, а они тем временем заводятся. И еще играли каждый час, половину и четверть. Еще…

Так он говорил долго. Все о часах.

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза Андрея Битова

Аптекарский остров (сборник)
Аптекарский остров (сборник)

«Хорошо бы начать книгу, которую надо писать всю жизнь», — написал автор в 1960 году, а в 1996 году осознал, что эта книга уже написана, и она сложилась в «Империю в четырех измерениях». Каждое «измерение» — самостоятельная книга, но вместе они — цепь из двенадцати звеньев (по три текста в каждом томе). Связаны они не только автором, но временем и местом: «Первое измерение» это 1960-е годы, «Второе» — 1970-е, «Третье» — 1980-е, «Четвертое» — 1990-е.Первое измерение — «Аптекарский остров» дань малой родине писателя, Аптекарскому острову в Петербурге, именно отсюда он отсчитывает свои первые воспоминания, от первой блокадной зимы.«Аптекарский остров» — это одноименный цикл рассказов; «Дачная местность (Дубль)» — сложное целое: текст и рефлексия по поводу его написания; роман «Улетающий Монахов», герой которого проходит всю «эпопею мужских сезонов» — от мальчика до мужа. От «Аптекарского острова» к просторам Империи…Тексты снабжены авторским комментарием.

Андрей Георгиевич Битов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века