Читаем Нулевой том полностью

– Здоровые, должно быть, часы были!.. – сказал Саня. – Уж не меньше, чем с дом. Как же ты их из Германии вез?..

– Марш! Марш! – сказал мастер. – Совсем работать не хотят…

Не спеша встали. А Коля сказал:

– Так как же, Кирюша, обменяемся, а?

– Ладно, после смены, – сказал Кирюша.

Мастер подозвал Колю и Кирюшу.

– Ну как, Кирюша, отошло?

– Нечему отходить! – буркнул Кирюша.

– Ну, ты, парень, не сердись. Я ведь не со зла… А сейчас идите к тринадцатому люку, там от давешнего пирожка кое-что осталось, немного. Вы это побросайте в вагоны, пока мы состав грузим. Там широко, места вам хватит. Только смотрите осторожней, когда будем состав подавать.

Работать очень не хотелось. Так всегда после перекура. Всем телом чувствуешь: наработался, хватит.

– Всегда раскопают какую-нибудь работу, даже если ее и нет, – по-работяжьи буркнул Кирюша.

– Это ты точно, – сказал Коля. – Ну, да мы быстренько это все перекидаем. Ты иди туда. Я тебя нагоню: мне за лопатой вернуться надо.

Кирюша подобрал свою лопату и, опять же ощущая себя работягой, вразвалочку, с ленцой пошел вперед. Подошел к указанной куче. Ткнул в нее лопату. И опять почувствовал боль в ладонях. «До чего же неохота…» Вяло кинул две лопаты. Тут раздался свисток. Значит, сейчас состав подадут вперед. Кирюша вспомнил наставления мастера быть осторожным и в данном случае выполнил его с наслаждением: разогнулся и отбросил лопату в сторону…

Но это один миг: состав продвинулся на вагон вперед и остановился. Снова берись за лопату…

«Что же я – один буду грузить? – думал Кирюша. Ему было лень, а мысли все были услужливые, удобные, податливые. Такие появляются иногда. Они одобряют тебя, уступают тебе, подлизываются. – Нашли негра! – думал Кирюша. – Коля не работает – и я не буду».

Кирюша по-особому, по-работяжьи, присел на лопату, вытянул ноги.

«Так-то оно лучше, – симпатично думал Кирюша. – Что же я, один работать буду? Травит где-нибудь баланду, а я грузи…»

И Кирюша удовлетворенно потягивался.

Но помимо удобных были и другие мысли: что состав скоро кончится, отползет от 13-го люка, и грузить будет некуда, и задание не будет выполнено, и опять будет зудеть мастер…

«Черт, – думал Кирюша, – что же мне, слушать ругань охота?..» Но работать, да еще одному, очень не хотелось. Недовольный, он неохотно поднялся на ноги и, уже вовсе рассерженный, пошел за Колей.

И действительно, Коля спал совсем неподалеку. Он вытянулся на доске, которую они перед тем приспособили как лавочку для перекура. Вытянулся и спал, покойно и тихо.

«Давит…» – как-то завистливо подумал Кирюша. Очень уж ему представилось, как бы сейчас лечь да вытянуться…

С люка спустился Саня.

– Что скажешь, Кирюша?

– Посмотри… – Кирюша хихикнул, показывая на Колю.

– Да, что-что, а спать он умеет, – сказал Саня. – Как это вас с ним мастер послал, Коля мастера-то вперед пропустил, а сам вернулся и улегся. С тех пор.

И Саня, взяв внизу топор, поднялся обратно на люк.

Кирюша наклонился над Колей.

– Коля!

Тот не отвечал.

«…Да как крепко!» – подумал Кирюша.

– Коля!! – Кирюша взял его за плечи и качнул.

Рот у Коли задергался, скривился, и Коля не то промычал, не то простонал во сне.

– Ну, что ты, Коля?.. Ведь грузить надо. Мастер ругаться будет… – говорил Кирюша, продолжая трясти.

И вдруг осекся. Коля застонал, громко, протяжно, и розовая струйка выползла из угла рта и побежала по скуле.

– Что с тобой?.. – испугался Кирюша и отдернул руку от Колиного плеча.

Коля простонал еще раз. Приоткрыл глаза, мутные, жалобные, и, с трудом двигая синими губами, промычал:

– О-о-о-ой!.. Умираю…

– Да что ты!.. Что с тобой!! – говорил Кирюша, изогнувшись в неестественной позе над Колей и боясь прикоснуться рукой.

– О-о-о-ой!.. Миленькие… О-о-о-ой!.. Родимые…

Кирюша закричал люковым. По-видимому, голос его имел все надлежащие оттенки – они мгновенно подскочили к перилам.

– Что с тобой? – спросил Саня сверху.

– С Колей что-то…

– А, что с ним – спит.

– Да нет, стонет, говорит: умирает.

– Прикидывается, – сказал Саня, направляясь к лестнице.

– Да у него кровь! – крикнул Кирюша.

Люковые слетели вниз.

– Коля! Коля!

Коля только стонал.

Прибежал мастер. Стал спрашивать:

– Что с ним?

Как это случилось?

Когда?

Кто видел?!

Никто не видел. Никто не знал когда. Никто не знал как. Все стояли молча. Кирюша говорил:

– Я там под тринадцатым грузил, смотрю, Коли все нет. Думаю, чего я один буду грузить… Пошел за ним. Вижу, тут лежит. Думаю: спит. Стал будить, а он стонет… И кровь…

Коля простонал и открыл глаза. Узнал мастера.

– Как это тебя? – спросил мастер.

– П-пошел за лопатой… там тесно… состав подали… О-о-о-ой!

– Я думаю, чего я один грузить буду, пошел за ним. А он тут лежит…

Отцепили электровоз. Колю подняли и понесли. По-видимому, это было очень больно.

– О-о-о-ой, родные… о-о-о-ой, миленькие… – стонал Коля. Его положили сзади водителя. Мастер прицепился, стоя на буфере. И все уехали.

– …Стал его будить, а он стонет. И кровь…

– Да… Жаль старика.

– Подумать, не первый год ведь в горе…

Вдали выработки послышался веселый свист. Вот и огонек. Это идет взрывник, свистит и лампой помахивает. Подошел, улыбка от уха до уха.

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза Андрея Битова

Аптекарский остров (сборник)
Аптекарский остров (сборник)

«Хорошо бы начать книгу, которую надо писать всю жизнь», — написал автор в 1960 году, а в 1996 году осознал, что эта книга уже написана, и она сложилась в «Империю в четырех измерениях». Каждое «измерение» — самостоятельная книга, но вместе они — цепь из двенадцати звеньев (по три текста в каждом томе). Связаны они не только автором, но временем и местом: «Первое измерение» это 1960-е годы, «Второе» — 1970-е, «Третье» — 1980-е, «Четвертое» — 1990-е.Первое измерение — «Аптекарский остров» дань малой родине писателя, Аптекарскому острову в Петербурге, именно отсюда он отсчитывает свои первые воспоминания, от первой блокадной зимы.«Аптекарский остров» — это одноименный цикл рассказов; «Дачная местность (Дубль)» — сложное целое: текст и рефлексия по поводу его написания; роман «Улетающий Монахов», герой которого проходит всю «эпопею мужских сезонов» — от мальчика до мужа. От «Аптекарского острова» к просторам Империи…Тексты снабжены авторским комментарием.

Андрей Георгиевич Битов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века