Строки Максима Горького о книге: «Наше существование всегда и всюду трагично, но человек превращает эти бесчисленные трагедии в произведения искусства…»
Это строки Всеволода Рождественского.
Ироник Эмиль Кроткий: «В книгах мы жадно читаем о том, на что не обращаем внимания в жизни».
Можно цитировать дальше, но – стоп!
23 февраля – дни отщелкиваются, как орехи. Орехов много, но все ли они годятся для воспоминаний? Несомненно, годится подарок Эдуардо – альбом Поля Дельво, который он привез из Парижа. Впервые картины Дельво я увидел на выставке в Кнокке (не то Бельгия, не то Голландия) 8 июля 1973 года. И получил альбом спустя 36 лет! И тогда, и сегодня испытал ошеломление от сюрреализма Дельво, мрачного и ледяного, с голыми женскими фигурами, вписанными в урбанистический пейзаж.
28 февраля – последний день зимы. И что? Быт, печатанье, приобретение авиабилетов на вояж в Германию. И вовсю двигаю книгу о поцелуях. Естественно, без Маяковского никак: из трагедии «Владимир Маяковский» (1913):
Совсем иное восприятие у Игоря Северянина: «Жизнь – от поцелуя, жизнь – до поцелуя. / Вечное забвение не дает мне жить…» И он же:
Ще ходила в логово патриотов, в издательство «Алгоритм», где готовится Щекина книга. Там ей укоризненно сказали: «Видели вашего мужа по ТВ, все о западных актрисах рассказывает…» Я был бы рад рассказать об Орловой и Раневской, да телебосы не дают. А газеты берут, и печатал про Надежду Мандельштам.
2 марта – 71 год! Утешал себя дневниковыми выдержками. Корней Чуковский писал: «Позади каторжная, очень неумелая, неудачливая жизнь, 50-летняя лямка, тысяча провалов, ошибок и промахов…» Как строго судил себя Корней Иванович. Запись Бунина от 23 октября 1912 года: «Страшный день: мне 72!..»
Спустя годы пишу: «Сегодня мне уже 82 года, и с этой вершины кажется, что 71 год – не так уж и много. Я бы с удовольствием поменял бы 82 на 71. Но не меняют!..» (26 мая 2014)
Ну, а 2 марта 2003 года у нас в гостях были «три девушки» – Лена Толкачева, ее подруга Светлана Моисеева и Люда Варламова. Пили вино «Калипсо», ели кулебяку (шедевр Ще) и говорили о книгах.
И еще раз к Чуковскому. В 70 лет он задавал в дневнике вопрос: «Были ли у меня друзья? Были… Но сейчас ни одного человека, чье присутствие было бы мне нужно и дорого. Я как на другой планете – и мне даже страшно, что я еще живу…»
Художник Константин Сомов, певец куртуазного века, где загадочно улыбались маркизы и взрывались фейерверки, писал о себе 21 ноября 1930 года: «А мне на днях, увы, стукнет 61. Возмутительно бежит время. Ведь того и гляди 70! Не могу помириться со старостью, все мои мысли и чувства не старческие. Не запасся до сих пор никакой философией и, пуще того, религией, чтобы мудро переносить эти годы. Или, может быть, так и надо, насиловать старость – забывать ее и идти вперед».
Ладно, оставим Сомова и вернемся к Ю. Б. Куча поздравительных звонков. Удивил Анисим: «Рад, что ты есть, с тобою светлее…» Неужели излучаю свет?..
7 марта – был подпольным, стал официальным писателем. 6 марта Римма Казакова вручила мне билет члена Союза писателей Москвы (Союз писателей России – правый, то бишь патриотический, Союз Москвы – левый и более интеллектуальный…)
И опять о Серебряном веке. Долинская: «Вы хотите просто книжку с текстом, а я хочу книгу с уникальными иллюстрациями». И покупает слайды по 150 долларов. Отсвет «Газпрома» в «Садах любви». И обе книги с богатым декором так и не вышли…
Еще одна панама: фонд ТРИТЭ в Малом Козихинском – вотчина Никиты Михалкова. Отдал свои книги, получил соответствующие комплименты, а в итоге ноль. Пустые хлопоты… Порадовали лишь «Крестьянка» – там вышла Патрисия Каас – и в мартовском «Алефе» – Роза Люксембург. А тем временем для роскошного журнала «Династия» я начал сочинять про Марию-Антуанетту, супругу французского короля Людовика XVI, и оба были казнены во время французской революции.