Несмотря на то что французские критики одобрительно восприняли дебют датчанина в Парижской опере, Бруна раздражало, что в некоторых рецензиях его называли учителем Рудольфа. Как бы публика не подумала: «С какой стати учитель танцует “Жизель” в Опере?» – беспокоился он[205]
. А Рудольф в очередной раз прилетел посмотреть на него из Лондона. «Он выглядел каким-то подавленным, – рассказывал потом Брун. – Избегал прессы и сказал, что не хочет никого видеть, кроме меня. Когда мы оставались наедине, он становился более расслабленным, и мы отлично проводили время». Однажды вечером они пошли к «Максиму»; в ресторане «все, конечно же, сразу узнали [Рудольфа], а меня не узнал никто», – с горькой ухмылкой вспоминал Брун. Друзья заказали икру, с удовольствием опустошили огромную чашу, которую им принесли. Ресторан приятно удивил их своими щедрыми порциями, но счет опустил их с небес на землю – они вместе едва наскребли наличных, чтобы расплатиться. На протяжении всего ужина Рудольф хранил странное молчание по поводу исполнения Бруна. И только под конец вечера признался, что в апреле им с Фонтейн предстояло танцевать «Жизель» в Австралии. Но теперь он засомневался, что сможет: «После того как я увидел здесь, в Париже, твое выступление, я уже не думаю, что когда-нибудь смогу танцевать “Жизель”.Рудольф был ужасно ревнивым, и хотя он всегда утверждал, что лучше Бруна никто не танцевал Альберта, его ревность никогда не иссякала. Итальянскому критику Виттории Оттоленги запомнилось, как в начале 1980-х она представляла римской аудитории Бруна перед «Жизелью», в которой главную роль исполнял Нуреев. Брун тогда уже разменял шестой десяток и давно покинул сцену. «Сегодня вечером с нами находится, быть может, один из величайших Альбертов нашего времени», – объявила Оттоленги собравшимся, и Брун поднялся, принимая аплодисменты. Нуреев от таких слов разъярился. «Я думал, что это я – звезда шоу», – съязвил он в ответ. Потом, когда они уже ехали в такси на ужин, Рудольф спросил мнение Оттоленги о его пируэтах во втором акте. «Зрители были в экстазе», – сказала итальянка, хотя ей доводилось видеть более эффектное исполнение Васильева, Бруна, да и самого Нуреева. Рудольф повернулся к Бруну и выпалил: «Ну, конечно! А все потому, что ты никогда не хотел научить меня этим пируэтам. Я столько раз просил, но ты так и не показал мне настоящую технику их исполнения».
Эрик был поражен: «О чем ты говоришь? Я всегда учил тебя всему, о чем ты просил».
Глава 19
Бог, человек, птица, он сам
К 1964 году образ жизни Рудольфа сформировался. Танцуя так часто, как только мог, и повсюду, куда его приглашали, Нуреев не только регулярно выступал с Королевским балетом, но и отправлялся туда, где его ждала хорошая роль или интересная программа. Участие в спектаклях и концертах определяло распорядок его повседневной жизни. Как правило, она начиналась в 9 утра с обжигающе горячей ванны и чашки чаю с пятью кусочками сахару и тостом. В десять Рудольф уже стоял у станка на утреннем занятии в классе в нескольких свитерах, шерстяных гетрах на ногах и одной из своих многочисленных шапочек на голове. Репетиции продолжались до половины второго, затем – перерыв на обед. Вторую половину дня заполняли новые репетиции, чаепития, примерки костюмов и разные встречи. Перед выступлениями или свободным вечером Рудольф любил подремать пару часов. А без четверти семь вечера он уже был в театре и разогревался на сцене, стараясь перебороть нервное возбуждение перед спектаклем.
Работа поглощала большую часть его жизни, и Нуреев предпочитал не тратить попусту те скудные крупицы свободного времени, что ему порой выдавались. Перебегая из театра в театр, он нередко за один вечер успевал посмотреть первый акт одной пьесы, второй акт другой, финальный акт оперы и какой-нибудь фильм на последнем, самом позднем сеансе. Рудольф старался не пропускать новые постановки в театрах «Олдвич», «Олд-Вик» или «Ройал корт», как и новые выставки в галерее Тейт. Уже практически полностью влившись в местную социальную среду, он частенько захаживал в «Сомбреро Клаб», ресторан на Хай-стрит в Кенсингтоне, «Каприс» в Мейфэре или «Аретузу», клубный ресторан в Челси, пользовавшийся популярностью у деятелей шоу-бизнеса. Любил Нуреев бывать и в фешенебельном ночном клубе «У Дэнни Ля Рю» (под этим псевдонимом скрывала истинное имя его владелица – дама статусная и не желавшая афишировать свои деловые предприятия). В иные вечера Рудольф мог отправиться в «Эд Либ», модную дискотеку на Лестер-сквер, или в самый центр «веселящегося Лондона», где часто развлекались ребята из «Битлз» и «Роллинг Стоунз». Крошечный подъемник доставлял гостей в клуб, и, по воспоминаниям тогдашней подружки Мика Джаггера, певицы Марианны Фэйсфул, оказаться в те дни «высоко над городом и смотреть на него сверху вниз считалось очень круто».