До премьеры, назначенной на 9 февраля, оставалось три недели, и Марго с Рудольфом должны были выучить за это время весь балет. Щадя свою поврежденную лодыжку, Нуреев еще больше усугубил напряженность, отказавшись рисковать и исполнить хотя бы одну сцену «в полную силу». За три дня до премьеры Сеймур пригласила к себе Гейбла с женой на обед. Они уже распивали вторую бутылку кларета, когда Кристофера телефонным звонком срочно вызвали в оперный театр: оставалось совсем немного времени до поднятия занавеса перед сценой Теней в «Баядерке», а Рудольф засомневался в том, что сможет танцевать. Гейбл пронесся через весь Лондон, чтобы застать Нуреева спокойно стоящим в костюме за кулисами. «Извини, дорогой, – улыбнулся он Кристоферу. – Я не могу продолжать». В распоряжении у Гейбла оказалось пятнадцать минут, чтобы наспех наложить «лепешкой» грим, закрепить на голове тюрбан и натянуть на ноги еще не просохшее трико. Не хочет ли он прогнать с ней какой-нибудь фрагмент, поинтересовалась Фонтейн. К этому моменту они с Рудольфом уже частично изменили па-де-де, и Гейблу пришлось на ходу импровизировать. И ему вряд ли было приятно, когда после выступления Рудольф подошел к нему за кулисами и начал его поправлять. Но вместе с тем Кристофер знал: Нуреев никогда не пропускал спектакля, если не был серьезно травмирован. В душе Гейбла затеплилась надежда: может быть, ему придется заменить Рудольфа и в роли Ромео в вечер премьеры? Увы, довольно скоро он осознал: Нуреев берег себя для
9 февраля 1965 года публика гала-представлений, включая флотилию королевских особ, заполнила оперный театр. Премьера балета завершилась сорока тремя вызовами на поклон, продлившимися более сорока минут. Фонтейн адресовала свой первый и последний реверанс Тито, сидевшему в инвалидной коляске в ложе первого яруса. (Она сумела договориться, чтобы его до спектакля привезли в театр из Сток-Мандевилла машиной скорой помощи, заставив прослезиться даже рабочих сцены.)
Лондонские критики проявили редкое единодушие в похвалах, которыми они осыпали работу Макмиллана, и роскошные декорации, и костюмы Николаса Георгиадиса. А вот Ромео Нуреева не вызвал всеобщего одобрения. Эндрю Портер в «Файнэншл таймс» назвал балет в целом «триумфальным успехом», но исполнение звездного дуэта не задело его за живое: “Ромео” Фонтейн и Нуреева получился не драмой развития характеров, а трогательной лирической сюитой из контрастных сцен…» Поместив на первой странице фотографию Нуреева, сделанную в день премьеры, «Гардиан» отвела дебютному спектаклю почти полстраницы, сопроводив материал двумя большими снимками. В числе немногих похвалил живой образ, созданный Нуреевым, Ричард Бакл в «Санди таймс»: «[Его] специализация – насмешливый подход. Сцены, в которых Ромео увивается как кот за Розалиндой, преисполнены сатиры. Но любовь ввергает героя в экстаз, выражаемый внезапным кружением по сцене… Нуреев создает глубокий портрет». А популярную точку зрения лучше всех выразила, пожалуй, «Таймс»: Нуреев танцует «в полноги лучше, чем большинство мужчин на двух».
Но то, что знатоки отдавали предпочтение «Ромео» с Сеймур и Гейблом, не имело никакого значения. В сознании публики балет принадлежал Нурееву и Фонтейн, и их отождествление с ним упрочилось после съемок дуэта в фильме-балете тем же летом[215]
. Именно партнерство Рудольфа и Марго обеспечило интерес широкой аудитории к творению Макмиллана. И именно это больше всего возмущало хореографа. «Ему хотелось, чтобы это был его балет, – поясняла Паркинсон, – а они сделали его своим, едва прозвучало слово “начали”». Лондонский успех Нуреев и Фонтейн повторили в Нью-Йорке, где премьера «Ромео и Джульетты» состоялась 21 апреля 1965 года. Многих зрителей, включая миссис Джон Д. Рокфеллер III, трех сестер Кеннеди, представителя в ООН Эдлая Стивенсона и новообращенного почитателя балета Хьюберта Хамфри, привело на спектакль только желание посмотреть на Марго и Рудольфа. Сделав ставку на эту поистине золотоносную для кассовых сборов пару, Юрок отказался объявлять ранее, чем за неделю вперед, в какие вечера они должны были танцевать. Искушенный продюсер рассчитывал на то, что все желающие их увидеть постараются повысить свои шансы и скупят билеты на максимально возможное для себя количество представлений. И его расчет оправдался: практически все билеты на все спектакли были полностью распроданы еще до начала трехмесячного тура, а спекулянты взвинтили цены на 14-долларовые билеты до 420 долларов. Вашингтонский «Колизей» в первый вечер заполнила семитысячная толпа, собравшаяся посмотреть на их танец в «Жизели».