Нуреев: его жизнь

По утверждению Поттса, Рудольф «был единственным человеком, в которого [он] когда-либо был влюблен». Однако он признавал, что «величайшей любовью» в жизни Рудольфа был Брун. «Я познакомился с Эриком, о котором люди говорили, будто с ним трудно найти общий язык. Но нам это удалось. Мы отлично поладили. Мне нравилось его саркастическое чувство юмора. В духе нью-йоркцев – вечно отпускать остроты. Позднее я узнал, что [с Рудольфом] они расстались всего за год или за полгода до этого. Но со мной Эрик всегда держался крайне дружелюбно».

Нуреев тоже давно грезил кинематографом. И возлагал на него свои надежды. Летом 1970 года его отобрали на роль Нижинского в фильме, который должен был снимать Тони Ричардсон по сценарию Эдварда Олби. Рудольф не мог устоять перед возможностью сыграть танцовщика, с которым его так часто сравнивали. Этот опыт обещал быть захватывающим. Тем более, что, по собственному признанию Нуреева, он «всегда испытывал сострадание» к Нижинскому: «Довольно рано мною овладело желание постичь его творчество, причины его исключительности». Во время гастролей с труппой ван Данцига в конце 1969 года Рудольф станцевал знаменитую роль Нижинского – Петрушку, куклу с сердцем и душой человека[235]. А при подготовке к съемкам фильма выдвинул смелую идею: чтобы ван Данциг поставил «Игры» Нижинского так, как их первоначально задумывал Дягилев – как первый в истории балет, откровенно развивающий тему гомосексуальности. В «Играх», поставленных в 1913 году, один мужчина и две женщины флиртовали за игрой в теннис. Но на самом деле, по признанию Нижинского, это должен был быть балет «о трех молодых мужчинах, занимающихся любовью друг с другом». «“Игры” – это жизнь, о которой мечтал Дягилев. Он хотел иметь любовниками двух юношей. И часто мне такое предлагал, но я отказывался, – откровенничал в своем дневнике Нижинский. – В балете две девушки воплощают двух юношей, а молодой человек – самого Дягилева. Я изменил персонажей, так как любовь между тремя мужчинами нельзя было показывать на сцене…». Но ее не решились показать и в коммерческом фильме, по прошествии почти шестидесяти лет, – всего через год после Стоунволлских бунтов в Нью-Йорке, породивших движение за эмансипацию геев. По словам ван Данцига, продюсеров «встревожила мысль о показе балета про трех мужчин», и вскоре они наложили вето на идею Рудольфа. Съемки должны были начаться в августе, после гала-представления в честь Аштона. Но уже в июне продюсер Гарри Зальцман пошел на попятную, и, по свидетельству Олби, «денег на фильм больше не было».

В августе Нуреев вернулся в Лондон. И в один из дней, возле отеля «Стрэнд-Палас», в котором остановились артисты Кировского театра, столкнулся с Наталией Макаровой. Макарова была звездой гастрольного тура 1970 года, наряду с Соловьевым, Сизовой и стремительно возносившейся к вершине славы молодой сенсацией Михаилом Барышниковым. Сознавая, что неподалеку должны были кружить «гэбэшники», Нуреев и Макарова расстались после короткой беседы. К слову сказать, Макарова на гастролях вела себя достаточно вольно – она пользовалась привилегированным положением в труппе и не опасалась негативных последствий.

А 4 сентября, когда Рудольф находился в Милане, чтобы танцевать в «Спящей красавице», весь мир громом среди ясного неба потрясла новость: Макарова тоже порвала с Кировским! Ее побег шокировал всю труппу, снова взбудоражил и привел в замешательство Советы и вынудил Сергеева, прекрасно сознававшего, чего будет стоить ему второй скандал, задержаться в Лондоне и умолять балерину вернуться. Но Макарова осталась непоколебимой в своем решении. Как и Рудольф, она жаждала большей свободы и возможности выбора. Но, в отличие от Нуреева, свое решение танцовщица приняла хладнокровно, за обедом с английскими друзьями. Макарова просто попросила их позвонить в Скотленд-Ярд, после чего ее сопроводили в полицейский участок два молодых офицера.