«“Дон Кихот” Нуреева» – а именно под таким названием фильм был объявлен в афишах – обошелся в шестьсот тысяч долларов и был снят за рекордно короткий срок (всего четыре недели) в заброшенном ангаре аэропорта под Мельбурном после недели спектаклей в Сиднее с оригинальным австралийским составом. В работе над фильмом Нурееву помогали Джеффри Ансуорт, киноператор, известный своим участием в создании фильмов «Кабаре» и «2001: Космическая одиссея», и сорежиссер сэр Роберт Хелпман, который также танцевал заглавную роль. Первый партнер Фонтейн в «Сэдлерс-Уэллс балле», Хелпман к тому времени успел сняться в десяти фильмах, включая «Красные башмачки» (1948), чья длительная популярность убедила его, что кино «способно попасть в такие города и веси мира, куда балетная труппа доехать или долететь не может». К тому же фильмы обладали длительным воздействием. Хелпман любил вспоминать, как во время выступления в Буэнос-Айресе он был потрясен тем, что его узнали рабочие сцены. «“О, да это же
Ради этой цели Нуреев вообще отказался от театральной сцены. Вместо задников с нарисованными городскими пейзажами для каждого из трех актов балета были сооружены декорации, включая испанскую городскую площадь. Чтобы история получилась более натуралистичной и легче воспринималась, друзья использовали различные кинематографические техники. Например, на сцену танцующих девушек накладывалось мечтательное лицо Дон Кихота. Колдуя над костюмом Китри, Рудольф обратился к любимым им фильмам с Астером и Роджерс. В свое время его глубоко впечатлило то, как платье Роджерс словно бы «заканчивало фразу», когда она стояла неподвижно. «Именно этого он и добивался, – вспоминал помощник художника Мартин Каймер. – Костюм должен был мягко и деликатно завершать ее арабеск. Мы долго перебирали все образцы органзы и стирали их, пока не нашли подходящую. Для Рудольфа костюм был частью танца».
Режиссер Ричард Аттенборо, привезший в Австралию свой фильм «Молодой Черчилль», провел на съемках день и был изумлен тем, что Нуреев, не имевший опыта в кинематографии, обладал инстинктивными навыками съемок и постановки камер под нужным углом. «Я определяю все, что снимает камера, – скажет позднее Нуреев независимому режиссеру Линдсею Андерсону. – Я несу ответственность за каждый кадр, за каждую секунду фильма, нравится вам это или нет. Это мое». Своей хватки Рудольф не ослабил и после съемок. Он вызвал в Лондон монтажера и на время своих ангажементов в Париже и Лондоне поселил его у себя в доме[251]
. И выступления с Фонтейн в «Ковент-Гардене», и репетиции «Блудного сына» Баланчина Рудольф сочетал с монтажом фильма дома. Критики были единодушны, отзывы благоприятны. Анна Кисельгоф выразила свой восторг в «Нью-Йорк таймс»: киноверсия «Дон Кихота», безусловно, удалась Нурееву; она получилась «намного увлекательнее театрального представления… Возможно, ни один из современных танцовщиков не сделал большего для оживления великой балетной классики XIX века и ее адаптации для современной публики». Однако сам Рудольф остался не полностью удовлетворен конечным результатом. Цвет и звук были отрегулированы только после того, как он слетал в Ванкувер для участия в гастролях канадской труппы. «Теперь я знаю, – вздохнул Нуреев. – В следующий раз мне придется не только откладывать яйца, но и высиживать их».