Нуреев: его жизнь

Да, риск был велик, но масштабность гастрольного тура, шанс поработать с Нуреевым и обещанный дебют в «Метрополитен-опере» решили дело. Правда, контракт был подписан, только когда первоначальный бюджет постановки в 250 000 канадских долларов раздулся до 412 565 долларов после того, как художник Николас Георгиадис настоял на использовании самых дорогих тканей – шелка, парчи и атласа – для воссоздания ослепительного интерьера двора XVII века. Несколько членов правления компании даже заложили собственные дома, чтобы покрыть эту разницу. «Руди твердил: если Георгиадис своего не получит, он уйдет, – вспоминала Бетти Олифант, тогда помощник директора. – Компромисс был невозможен». Канадцам Нуреев показался сумасбродно расточительным и неуступчивым, хотя сам Рудольф считал себя исключительно покладистым. В конце концов, грандиозные зрелища обходятся недешево. Привыкший к ресурсам «Ла Скала», где он впервые поставил свою «Спящую красавицу», Нуреев тем не менее оставался практичным человеком. И, признав, что свои аппетиты и фантазии надо умерить, он все-таки пошел на некоторые уступки – например, согласился использовать на сцене всего одну карету вместо целой процессии, изначально задуманной Георгиадисом. После «колоссальной, исполинской», по его выражению, постановки «Ла Скала» ему пришлось «добиваться от Георгиадиса постановки, с которой можно было гастролировать и с декорациями которой справлялись бы рабочие сцены, но это бы не отразилось ни на сценической истории, ни на зрелищности спектакля…».

За дионисийской страстностью его личности скрывалось почтение к структурной организации и точности. Нурееву хотелось, чтобы все шестьдесят пять танцовщиков труппы постоянно присутствовали на репетициях в студии, независимо от того, участвовали ли они в той или иной сцене или нет. Артистам нужно было готовить и другие балеты. Но Рудольф считал, что только их полное погружение в работу над его «Красавицей» позволит им мобилизовать всю свою энергию и выносливость для ее исполнения и обеспечит точность воссоздания танцевального рисунка балета, сохранение аутентичного стиля Петипа, «отложившегося в его голове, мышцах и костях». «Поборник академичной аккуратности», Рудольф настаивал на четких, артикулированных па и решительном, лишенном манерности стиле танца.

Еще до своего отъезда в Канаду Нуреев отправил туда балетмейстера из «Ла Скала»[245] – ставить его «Красавицу». Сам он прибыл на место через две недели – в шерстяной одежде, несмотря на августовскую жару, вязаной шапочке на голове и деревянных башмаках на ногах. И сразу же внес массу изменений. Неутомимый ум постоянно толкал Рудольфа на поиски новых решений. А поскольку в его привычки не входило давать подробные разъяснения, «нам оставалось внимательно слушать и подчас даже расшифровывать его указания, – вспоминал балетмейстер Дэвид Скотт. – Многие сочли бы его резким, но я думаю, он старался по возможности беречь свою энергию».

Каким-то чудом балет был поставлен всего за один месяц, в течение которого не только бюджет, но и танцовщики оказались доведены до крайнего предела. Они еще никогда не работали со звездой такой величины и темперамента, как Нуреев, и этот опыт оказался для них и захватывающе увлекательным, и до ужаса изнуряющим. В самые тяжелые дни Рудольф превращался в их глазах в «Чингисхана». Он не только прогонял с танцовщиками все три акта и семь сцен балета по два раза в день, но и заставлял их работать за гранью своих возможностей. В процессе подготовки Нуреев давал им то, что Вероника Теннант, прима-балерина труппы, назвала «великими уроками сценического мастерства. Поработав с ним, мы осознали, что оно во многом определяется взаимодействием с публикой», – признавала она.

Селия Франка, за плечами которой была британская школа режиссуры, всегда старательно избегала нарочитой, броской эффектности, и канадцев это удовлетворяло. Но Рудольф хотел, чтобы его балерины «блистали», и настаивал, чтобы они носили на сцене фальшивые драгоценности. Франка, хоть и ориентировалась во всем на Нинетт де Валуа, но энтузиазма Дамы в отношении Рудольфа и его дерзкого, напористого русского стиля не разделяла[246]. Да и ее автократические методы мало сочетались с его стилем работы. После препирательств с Рудольфом по поводу едва ли не всех аспектов его постановки Франка отошла в сторону, предоставив Нурееву руководить ее труппой. «Она самоустранилась и не лезла в мои дела», – вспоминал артист. Но Франка перестала также появляться на репетициях, хотя Рудольф дал ей роль злой феи Карабос. И репетировавшая вместо нее Виктория Бертрам, Карабос второго состава, записывала для Франки все рекомендации.