К тому времени Рудольф танцевал в «Ромео и Джульетте» уже восемь лет. И «с Наташей был нетерпелив», вспоминала Джорджина Паркинсон, учившая Макарову следовать длительности нот «вплоть до каждой тридцать второй, чтобы эти репетиции стали более гармоничными». По словам Паркинсон, в первые дни Макарова «разучивала все крайне медленно. Она чувствовала себя неуверенно и нуждалась в участии и заботе, которых от Рудольфа, естественно, получить не могла. И репетиции проходили не гладко». Не благоприятствовала их первым представлениям «Лебединого озера» в Париже и не по сезону холодная погода. Нуреев согревался на троне, кутая ноги в мантию, а лебеди под пачками носили гетры. Несмотря на свою боязнь холода, Нуреев дал все запланированные спектакли, хотя в двух из них Макарова решила опустить свое соло и коду в па-де-де Черного лебедя.
Увы, их партнерство было обречено. И толчком для разлада послужило недоразумение, раздутое до скандала. Во время генерального прогона па-де-де Черного лебедя Макарова заканчивала серию пируэтов, когда Рудольф шагнул вперед, чтобы танцевать с ней в паре. Он думал, что Наталия ограничится семью пируэтами, но она стала делать восьмой. Они столкнулись, и Макарова упала на спину. «Она сильно разозлилась, вытянулась, как доска, и так и осталась лежать на полу. Рудольф явно был шокирован, но постарался не выходить из роли». Поскольку записанная на пленку музыка продолжала играть, он в конечном итоге сам поднял Макарову с пола и поставил на ноги. После нескольких попыток Наталии поправить диадему репетиция возобновилась. Французские газеты запестрели намеками, будто Нуреев ее толкнул. Но инцидент наверняка изгладился бы из памяти, если бы Макарова, сославшись на недомогание, вскоре не покинула Париж и не заявила через американскую прессу, что никогда больше не будет танцевать с «этим человеком»: «Никогда! Я привыкла к утонченному балету, и мой партнер должен быть утонченным, податливым и чувствительным, – сказала она, добавив: – Не так-то это легко для мужчины, которому тридцать пять». Слова Макаровой были широко растиражированы, но, к чести Нуреева, он не стал отвечать в том же духе: «Париж был попыткой, и она не удалась… То, что вы можете танцевать вместе, еще не значит, что вы хороши как партнеры». (В частных разговорах Нуреев называл ее «Натэштрей Макаброва» и клялся, что никогда в жизни не будет с ней танцевать.) А его фанаты шумно выразили свое неодобрение, когда Макарова по осени вернулась к «Лебединому озеру» – на этот раз в партнерстве с Иваном Надем в Нью-Йорке. Едва я вышла на сцену во втором акте, рассказывала Наталия, «они принялись так громко меня освистывать, что я даже не могла расслышать музыку и на несколько секунд растерялась. А потом я подумала: “Да и черт с этим!” И взяла себя в руки…»
Тем летом в Ла-Тюрби Рудольф и Уоллес отправились однажды на пикник с Антуанетт Сибли и ее вторым мужем Пэнтоном Корбеттом, отдыхавшими поблизости, в Монако. Один папарацци сфотографировал Нуреева и Сибли на пристани в купальных костюмах, и вскоре «Ньюсуик» запустил слух об их романе. Подобная реклама сыграла на руку Рудольфу, так как отвлекла внимание газетчиков от его истинного любовника, катавшегося на катере с мужем Сибли.
Впрочем, основное внимание пресса все-таки сосредоточила на неистощимом аппетите Нуреева до сцены. Одну неделю он проводил в Нью-Йорке, другую – в Лондоне, третью – в Милане, репетируя, тренируя танцовщиков, выступая и занимаясь постановками. Лучшие танцовщики достигали своего пика в тридцать лет, к сорока годам большинство из них уже танцевали физически менее затратные роли, а то и вовсе сходили со сцены. И теперь все репортеры жаждали узнать, почему и как долго Нуреев еще планировал танцевать. Позднее они изменили формулировку вопроса: почему он отказывается уходить со сцены? Ответ был всегда одинаковым. Он не мог уйти. «Однажды я его спросила: “Почему вы летаете туда-сюда? Почему работаете на износ? Вы убьете себя”, – вспоминала балерина Мерл Парк. – И он сказал: “Девочка, а разве это не лучшая смерть?” Я не нашлась, что на это ответить».