– Внесите мои вещи в покои, а я навещу отца.
Ещё битый час она вынуждена была наблюдать, как слуги молодого господина раскладывают его вещи, а после услышать голос любимца адмирала – янычара Арслана, приглашавшего гостей насладиться ужином в обществе хозяина дома. Михипир незаметною тенью выбралась из своего укрытия и отправилась на женскую половину. Неудовлетворённое любопытство не давало девушке покоя. Отказавшись от ужина, она приказала служанкам приготовить её ко сну, но, опустившись на мягкие подушечки, поняла, что не сможет сомкнуть глаз. Промучившись без сна до полуночи, Михипир решилась на дерзкий поступок, который даже любящий отец, прощавший ей многие шалости и проступки, мог посчитать недопустимым преступлением. Накинув покрывало, девушка, крадучись, по сонному дому отправилась в потайную комнатку. Едва Михипир откинула занавеску, скрывавшую оконце, как у неё перехватило дух. Крымский солтан занимался любовью с наложницей отца. Затаив дыхание, Михипир не могла оторвать взгляда от обнажённого торса молодого сильного мужчины, под телом которого металась рыжеволосая женщина. Михипир помнила эту наложницу. Отец отзывался о ней, как о холодной и никчёмной женщине, красота которой была так обманчива. «Я заплатил за неё две тысячи динаров, но она не стоит и сотой доли уплаченного. Эта женщина – льдина, которую не растопят и пески пустыни, – говорил о ней отец своему управителю. – Она, как начищенный медный кумган, блестит, словно золото, а прикоснёшься, всё та же презренная медь! Думаю продать её в Кафе, как только для этого представится случай». Теперь Михипир не могла поверить, что отец говорил именно об этой невольнице. Кусок льда плавился в объятиях молодого мужчины, и лицо женщины, полыхавшее огнём неземного блаженства, говорило об этом красноречивей всего. Дикая зависть кольнула сердце девушки. Она поймала себя на бесстыдной мысли, что больше всего на свете ей хочется сейчас лежать на ложе вместо этой глупой одалиски и отдаваться мужчине, лицо которого она даже не видела. Когда любовная игра господина была доведена до победного конца, он откинулся на подушки. Замирая от восторга, Михипир обнаружила, что уже любит это смуглое лицо с миндалевидными тёмными глазами, чёткой линией профиля и волевым подбородком. В её глазах он вдруг полностью совпал с тем идеалом мужчины, о котором она мечтала и которого ждала всю свою жизнь. Михипир не помнила, как она выбралась из своего убежища, как оказалась в постели, показавшейся ей холодной и неуютной. Она так и не уснула в эту ночь, проворочавшись с боку на бок, словно мягкий тюфяк был полон верблюжьих колючек. Михипир с трудом дождалась утра и отправилась к отцу. Адмирал после утренней молитвы просматривал почту, сложенную стопкой на его столе. Он с улыбкой поднялся навстречу дочери:
– Что привело тебя ко мне в столь ранний час, радость моя?
– Отец, – Михипир вдруг почувствовала, как внезапно пересохло горло, мешая ей прямо высказать, что так мучило её всю ночь. И всё же она сумела взять себя в руки. – Зачем вы просили меня присмотреться к нашему гостю?
Адмирал с интересом взглянул в лицо своей любимицы, услышав в голосе Михипир волнение, которое она не в силах была скрыть.
– Моя девочка, крымский хан Хаджи-Гирей мой давний друг, нас связывает очень крепкая дружба, но мне бы хотелось, чтобы нас связали и узы родства. Вчера в беседе со своим гостем я расспросил его о сыновьях, хан не очень тепло отзывался о старших солтанах. Но его речи о Менгли были полны любви и гордости. Тогда я сказал хану: «У вас, мой друг, есть любимый сын, у меня – единственная дочь. Не соединить ли нам сердца наших детей?»
– Что же ответил тебе хан?
Михипир вцепилась взглядом в лицо отца, побледнев и ожидая последующих слов, как своего смертного приговора.
– Хан сказал, что подумает над моими словами. «К тому же, – добавил он, – у моего сына уже есть две жены, которых выбрал я. Теперь хочу дать ему право выбирать самому». Таковы были слова хана Хаджи, но он пообещал, что свой ответ солтан даст до того, как покинет наш гостеприимный дом.
Адмирал успокаивающе коснулся похолодевшего лица Михипир:
– Хан подробно расспросил меня о тебе. Мне показалось, что его удовлетворило описание твоих прекрасных волос и синих глаз, моё дитя. Я знаю, мне не придётся краснеть за свои слова, ты у меня настоящая красавица.
И, поцеловав дочь в лоб, Демир-Кяхья ласково распрощался с ней. Лишь когда Михипир уже взялась за резную ручку двери, адмирал тихо спросил:
– Что же ты не противишься моему решению, доченька? Почему не возмущаешься тому, что я хочу решить твою судьбу… – Отец не успел докончить своей фразы, как был чуть не сбит с ног кинувшейся к нему на грудь Михипир.
– Вы не могли бы решить мою судьбу лучше, чем решили сейчас. О отец, я буду счастливей всех на свете, если этот брак состоится!