Нусантара

В умеренно теплом субтропическом климате Чибодаса особенно хорошо развиваются представители австралийской флоры. Вот, например, растительное чудище, облик которого вовсе не вяжется с представлением о современных деревьях. С концов его толстых ветвей свисают пучки как бы слегка пожухлой травы, совсем непохожие на листья. При порывах ветра они не шелестят, а издают какой-то резкий металлический звук. Светло-серая гладкая поверхность их ствола и вздутых ветвей покрыта правильной ромбической чеканкой, словно перед вами ожила какая-нибудь сигиллярия или другой представитель растительности мезозоя. Из других «австралийцев» бросается в глаза «травяное дерево», короткий ствол которого увенчан густой круглой шапкой удлиненных листьев. Есть здесь весьма декоративные дорианты и множество казуарин. Их длинные иглы действительно напоминают оперение казуара. Забавно, что казуарины принадлежат не к хвойным, а к лиственным, покрытосемянным растениям. Впрочем, когда присмотришься, то видишь, что эти иглы вовсе и не хвоя, как у наших сосен и елей, а хлорофиллоносные зеленые побеги, на которых можно разглядеть и зачаточные листочки в виде чешуек.

Многие австралийские деревья сбрасывают в определенные сезоны кору. У кордилин кора отслаивается толстыми прочными пластами, из которых австралийские аборигены изготовляли когда-то лодки. У стройных же белоствольных эвкалиптов кора облезает лохмотьями. Известно, что их густые кроны не дают тени, так как листья поворачиваются параллельно падающим на них солнечным лучам. Но оказывается, от дождя они тоже не защищают, в чем убедился на печальном опыте один из наших спутников: когда неожиданно начался ливень, он пытался спрятаться под ближайшими эвкалиптами с заманчиво сомкнутыми ветвями, в то время как все остальные бросились искать укрытия под прекрасным экземпляром дазилириона, так густо опушенного листвой, что крона его выглядела сплошным зеленым конусом.

В саду много выходцев из Японии — изящные криптомерии, несколько десятков видов бамбука с зелеными, желтыми и черными стволами. А сосны образуют целый интернационал: гималайская, филиппинская, австралийская, Канарская, североамериканская. Богато представлены также туи, можжевельники, кипарисы. Среди пирамидальных с прижатыми ветвями кипарисов вдруг усматривается один, удивительно похожий на нашу раскидистую новогоднюю елку. А в общем-то приходишь к выводу, что язык человеческий очень беден: слово «пирамидальный» неизбежно относишь и к кипарису, и к совсем не похожей на него цинхоне — хинному дереву. II разница между ними вовсе не только в том, что кипарис покрыт хвоей, а цинхона густо посаженными лакированными листьями. Весь облик совсем иной, а вот приходится определять его одними и темп же словами. На цинхоны смотришь с особым интересом. Ведь именно здесь великий Юнгхун ставил первые свои опыты по интродукции на Яве хины. Опыты эти вначале были не вполне удачны, и Юнгхун перенес их затем в Лембанг близ Бандунга. Теперь же Ява дает 93 процента мирового сбора хины.

Имя Юнгхуна у нас почему-то мало известно, а вместе с тем этого замечательного ботаника недаром называли «Гумбольдтом Явы». Молодой врач, убивший на дуэли противника, вынужден был бежать из Германии. На Яве он вступил в колониальную армию, увлекся естествознанием, которому и посвятил всю дальнейшую жизнь. Юнгхуном даны классические описания растительности Явы, разработана система вертикальной зональности растительного покрова от влажной римбы до альпийских лугов. Эта система не устарела до сих пор.

Можно многое еще рассказать о ползучем панданусе фрейсинетии, густо усаженной элегантными фестонами листьев, о лаврах и миртах, о мелких, но прелестных магнолиях, о кустах ярко-оранжевого яванского рододендрона, о цветущей кобее и жакаранде, но я остановлюсь еще только на оранжереях. В одной из них — великолепное собрание орхидей, глоксиний и камелий. Об одних орхидеях смело можно было бы написать отдельную книгу — их здесь более ста видов. Вот причудливая стэнхония, похожая на разметавшуюся в полете птицу, вот изысканный башмачок пафпопедилум… Фантастические формы, самые невероятные комбинации красок и оттенков. Природа, позволяя себе удивительно смелые сочетания красок, придавая своим творениям самую замысловатую форму, никогда не бывает безвкусной.

В другой оранжерее культивируются кактусы. Разнообразие еще большее, чем на кактусовой горке Богора, но там все масштабно, монументально, здесь же в миниатюре. Бродя среди этих формалистических растений, странно сознавать, что здесь оранжерейные стекла служат не для удержания тепла и влаги, а, наоборот, для предохранения этих сухолюбивых растений от чересчур уж влажного климата Чибодаса, климата еще более влажного, чем в Богоре.