Нусантара

У внешнего обрывистого края рифа — свала плавают большие крутолобые зеленоватые рыбы-попугаи, или скарусы, усиленно обгрызающие ветви кораллов. О том, что подобная пища не слишком питательна, свидетельствует постоянно тянущийся за рыбами-попугаями шлейф медленно оседающих известковых экскрементов. К району свала приурочены и более крупные хищные рыбы. Именно там, где риф уходит в голубую, кажущуюся бездонной глубину, приходилось нам порой встречаться с акулами и барракудами. Акулы либо не обращали на нас внимания, либо неторопливо плавали на некотором расстоянии, не подходя слишком уж близко. Однако ни медлительность, ни кажущаяся почтительность акул не внушали никакого доверия. Я хорошо помнил, с какой быстротой могут передвигаться эти рыбы. Должен признаться, что при встрече с крупной акулой я не разглядывал ее слишком уж пристально и обычно успевал только заметить, мигают ли у этой акулы глаза, или же она смотрит на меня не более приятным немигающим взором. Мигающая акула принадлежит к семейству, которое англичане многозначительно называют реквием-шаркс. По-русски это, пожалуй, можно перевести как заупокойные или похоронные акулы. Акула же без мигательной перепонки могла оказаться и акулой-людоедом, и акулой-мако, которой в Китае, например, приписывают, и видимо не без основания, неприятное свойство набрасываться на людей, даже выскакивая из воды.

Впрочем, нужно отметить, что ни одна из встреченных акул, к счастью, не проявляла чрезмерной назойливости, чего нельзя сказать о барракудах. Эти длинные рыбы с противной щучьей пастью иногда проплывали мимо, не удостаивая нас ни малейшим вниманием. Однажды я угодил в стаю неподвижно стоящих барракуд. При моем появлении они не шевельнулись, но в другой раз две барракуды очень уж заинтересовались непонятным пришельцем, и, отступая на мелкое место от их нездоровой любознательности, мне все время приходилось оборачиваться и делать отпугивающие движения, так как они оказывались в слишком уж подозрительной близости от ласт.

Почти каждый раз встречали мы у свала крупных морских окуней эпинефелус и промикропс. Обычно они вели себя вполне пристойно, но иногда такая трех-, четырехметровая тварь вдруг довольно решительно направлялась к вам с полуоткрытым ртом. Признаюсь, два-три раза я от них посторонился, хотя этого, видимо, можно было бы и не делать…

Встречая на некотором расстоянии крупных скатов-хвостоколов, совершенно безразличных к нашему присутствию под водой, мы любовались их красивыми телами и плавными, неторопливыми движениями. Хорошо, что мы не столкнулись с ними внезапно и не испробовали на себе ударов их хвоста, снабженного костяной зазубренной иглой. Соответственно величине этих скатов и игла у них в несколько раз длиннее, чем у нашего черноморского морского кота. У ската-орла, красивейшего из скатов, эти иглы (их обычно бывает две) достигают метровой длины. Счастливым образом нам удалось также избежать неприятностей от неосторожного соприкосновения с ядоносными лучами плавников или выростами жаберных крышек различных скорпен, усатых рыб-кошек, вычурных морских петухов, уродливых рыб-жаб, а также со «скальпелями» многочисленных на рифах высоколобых рыб-хирургов. Эти «скальпели» представляют собой острые костные лезвия, расположенные у основания хвоста рыбы.

Самой недоброй славой пользуется ядовитейшая си-нанцея, или камень-рыба. Это малоподвижное создание — один из примеров самой совершенной в животном мире покровительственной окраски. Синанцея полностью сливается с фоном присыпанных песком и поросших водорослями камней. Возможно, что мы не раз проходили или проплывали мимо синанцей, не подозревая, что имели возможность испытать проницаемость подошв наших ласт или кедов — лучшей обуви для прогулок по прибрежным мелководьям.