Нутро любого человека

Впрочем, может, я и не прав. Сегодня, когда я забирал новый номер газеты (все еще худосочной, все еще посвященной по преимуществу делам левых радикалов Западной Германии), Вивиан пребывал в обычном его холодно саркастическом расположении. Анны и Тины – ни слуху ни духу. Вивиан, вот это уже было необычно, предложил мне выпить виски, и на сей раз я решил предложение принять. У нас состоялся странный разговор.

Я: Итак – в каком из колледжей Кембриджа вы учились?

ВИВИАН: В Гонвилл-энд-Киз, а что?

Я: Я учился в Оксфорде, Джизус-Колледж.

ВИВИАН: И посмотрите на нас, Маунтстюарт, на этот цвет нации. Вы, разумеется, занимались английской литературой.

Я: Вообще-то, историей.

ВИВИАН: Что вы думаете о происходящем в Германии?

Я: Думаю, это полное безумие. Бред. Насилие ничего изменить не способно.

ВИВИАН: Неверно. К тому же, это не насилие. Это контрнасилие. Большая разница.

Я: Как скажете.

ВИВИАН: Вы когда-нибудь сидели в тюрьме, Маунтстюарт?

Я: Да.

ВИВИАН: Я тоже. Провел тридцать шесть часов в запертой камере кембриджского полицейского участка. Вот вам насилие. Я самым законным образом протестовал против фашистских генералов Греции, а государство лишило меня свободы.

Я: Я просидел два года в одиночке – в Швейцарии, 1944-1945. Я сражался за мою страну.

ВИВИАН: Два года? Господи...

Это на какое-то время заткнуло ему рот. Он подлил нам обоим виски.

ВИВИАН: Вы любите путешествовать?

Я: Немного попутешествовать я был бы не прочь.

ВИВИАН: Ладно, а как насчет поездки за границу?

И Вивиан очень обстоятельно описал мне маршрут. Все оплачивает СКП, от меня требуется только поплыть паромом из Хариджа в Хук-ван-Холланд и добраться до городка Вальдбах под Гамбургом. Там я поселюсь в маленькой гостинице под названием «Гастхаус Кесселринг», где со мной кое-кто свяжется. После этого я получу новые инструкции. Каждый вечер, в шесть, я должен буду звонить на Напье-стрит и сообщать о происходящем, но разговаривать при этом только с Вивианом. Нашим паролем будет «Могадишо». Я не должен никому ничего говорить, пока человек, которому я скажу «Могадишо», не повторит этого слова.

– Могадишо, которое в Сомали? – сказал я. – Почему именно это название?

– Хорошо звучит.

– Стало быть, мы можем сказать, что я участвую в операции «Могадишо»?

– Если вам от этого легче, Маунтстюарт, считайте, что все обстоит именно так.

Мы еще посидели немного, выпивая. Я спросил у Вивиана, для чего все это нужно. Не задавайте мне вопросов, и я не стану вам врать, Маунтстюарт, ответил он. Оба мы были уже немного под мухой, бутылка подходила к концу. Во что вы верите, Джон? – спросил я. Я верю в борьбу с фашизмом во всех его обличиях, ответил он. Это отговорка, общая фраза, по существу своему бессмысленная. И я рассказал ему о Фаустино Анхеле Передесе – моем друге, испанском анархисте, погибшем в Барселоне в 1937 году, – и о кредо, которое мы придумали для себя в тот год на Арагонском фронте. Я сыпал датами и именами вполне осознанно, желая, чтобы он оценил стоящий за ними опыт, опыт прожитой мной жизни. Наше кредо сводилось к двум ненавистям и трем любовям: ненависть к несправедливости, ненависть к привилегиям, любовь в жизни, любовь к человеку, любовь к красоте. Вивиан с грустью взглянул на меня и вылил в свою стопку остатки виски: «На самом-то деле, вы старый, так и не сумевший перестроиться дрочила, верно?».

  Четверг, 6 октября

Вернувшись сегодня вечером домой, обнаружил два подсунутых под дверь конверта. В одном лежали 100 фунтов наличными, билет на поезд от вокзала Ватерлоо до Вальдбаха и подтверждение того, что, начиная с субботы, для меня забронирован номер в «Гастхаус Кесселринг». Второй конверт содержал 2000 долларов бумажками по 50 и записку, в которой говорилось, что мой связной в Вальдбахе скажет, кому эти деньги отдать. Я должен выехать рано утром в субботу – похоже операция «Могадишо» начинается. Может, это и звучит странно, особенно в моем возрасте, однако я ощущаю в себе возбуждение и восторг, я полон предвкушений, почти как школьник. Как будто я снова вернулся в Абби и собираюсь вот-вот отправиться на ночные учения.

  Памятная записка об операции «Могадишо»

Вальдбах – маленький город, расположенный на двух берегах неторопливо изгибающейся реки (забыл ее название). В южной части города возвышается наполовину разрушенный замок, вокруг которого сгрудилось несколько бревенчатых домов с острыми крышами. К северу от реки стоит город новый (по преимуществу послевоенные дома, над которыми возносится функциональное здание педагогического института). Здесь и расположена гостиница «Гастхаус Кесселринг». Мой номер находится в самой ее глубине, из него открывается вид на гараж и кинотеатр. Я приехал сюда уже после полуночи и сразу лег спать.