В «Пяти кипарисах» я провел два дня и две ночи – бродил по
дому и вокруг, знакомясь с ним и его окружением. Оно далеко не прекрасно, это maison de ma^itre, – три этажа, серая cr'epi[224] на стенах, непропорционально большой, изукрашенный кованным
железом балкон на втором этаже. Построено, вне всякого сомнения, каким-то
разбогатевшим деревенским родичем Кипрена, желавшим произвести впечатление на
соседей. Природа смягчила очертания дома разросшимися в несметных количествах
плющом и виноградом – полностью заслонившими многие из закрытых ставнями окон
верхнего этажа. Первый этаж пребывает в состоянии вполне сносном – ему
требуется скорее хорошая уборка, чем что-либо еще, – однако, поднимаясь наверх,
видишь, какой ущерб причинили дому сырость и плесень. Крыша, судя по всему,
сильно протекает, одно окно лишилось ставен, стекла его вылетели и в него уже
многие годы как задували ветра и заплескивала вода. В комнатах темно от
разросшихся вокруг дома деревьев, и невозможно сказать, где именно лужайки
парка переходят в окружающий поместье луг. За лугом, по трем сторонам от дома и
позади него стоят дубовые рощи, а несколько в стороне от дома – старый каменный
амбар и маленькая, в две комнаты пристройка для батрака.
Я нашел ключ от амбара и, заглянув в него, обнаружил среди
прочей фермерской утвари несколько расшатавшихся лопат и мотыг. Взяв лопату, я
выкопал в заросшем садике за амбаром яму и похоронил в ней чемоданчик с
взрывчаткой. Место захоронения я помечать не стал. А затем пошел в Сент-Сабин,
за продуктами.
В Сент-Сабин имеется главная улица и
маленькая площадь, на которой стоят церковь (очень плохо отреставрированная),
почтовая контора, mairie[225] и минимаркет. На
уходящих от площади боковых улочках расположены два бара, две аптеки, две
мясницких и две пекарни. Есть также медицинский центр с врачебными кабинетами и
хирургической дантиста; есть газетный киоск и таксист, водящий при случае и
катафалк. В общем, есть практически все, что может понадобиться тремстам
обитателям деревни. Жители Сент-Сабин имеют возможность кормиться, делать свои
дела, получать, если они заболеют, помощь – и избавляться от покойников.
Главная площадь, "Площадь 8 мая", затенена безжалостно обрезанными
платанами, листья их доходили мне, пересекавшему ее по направлению к
минимаркету, до лодыжек. Когда я расплачивался за покупки, женщина за кассой
спросила: «Vous ^etes le propri'etaire de Cinq Cypr`es?[226]».
Я признался, что это я, и мы обменялись рукопожатиями. «Je suis Monsieur Mountstuart,
– сказал я. – Je suis 'ecrivian[227]».
Не знаю, что заставило меня добавить последнюю фразу. Наверное, я решил, что
раз уж сведения обо мне распространились так быстро, следует предъявить мои
верительные грамоты.
Во вторник утром я побрился, наполнив эмалированную миску
водой «Эвиан», запер дом и пошел в Сент-Сабин, чтобы сесть на идущий в Пенне
автобус, а там пересел в другой – до Ажена. Из Ажена я поехал экспрессом в
Париж, из Парижа – в Кале. Именно в Кале сердце мое, как говорится, едва не
остановилось, когда я увидел, что заголовки каждой газеты, выставленной в
торгующем прессой киоске, выкрикивают одно слово: «МОГАДИШО!». Я купил сразу
несколько и принялся за чтение, и понемногу до меня стало доходить, во что я
вляпался.
«Боинг 737», принадлежащий «Люфтганзе» и захваченный 13
октября в Пальма, перелетел из Дубайя в Аден. Здесь глава террористов застрелил
командира экипажа (они заподозрили его в том, что он тайком передает информацию
властям). Второй пилот привел самолет в Могадишо, Сомали, город, который
изначально и был конечным пунктом его назначения. Террористы установили новый
конечный срок уплаты выкупа. В последний момент в диспетчерскую аэропорта
поступило сообщение, что одиннадцать членов банды Баадер-Майнхоф выпущены
из-под стражи и летят в Могадишо. Рано утром во вторник в
аэропорту Могадишо приземлился транспортный самолет немецких ВВС, однако людей
из Баадер-Майнхоф на борту его не было. А было там подразделение немецких коммандос
из GSG-9 (Grenzshutz Gruppe Neun[228])
и два человека из британских СВС[229].
Самолет забросали шумовыми гранатами, взяли штурмом и в последующей недолгой
перестрелке троих террористов убили, а одного ранили. Пассажиров, живых и
невредимых, освободили.
В Германии, в тюрьме Штаммхайма, где сидели члены банды
Баадер-Майнхоф, новость об освобождении заложников распространилась быстро. Андреас Баадер и Жан-Карл Распе пустили себе по пуле в висок
(из пистолетов, тайком доставленных в их камеры); Гудрун Энсслин, подобно Ульрике Майнхоф[230],
повесилась.