Наделение бесконтрольной властью бюрократии ведет к коррупции. Рабочие места, образование и большая часть льгот зависят от той или иной степени личных отношений. Один из исторических парадоксов состоит в том, что коммунизм, утверждающий, что он является предвестником бесклассового будущего, в итоге создает привилегированный класс, сравнимый с традиционным феодализмом.
Когда Дэн и его соратники решились сломать эту тенденцию, приняв рыночную экономику и децентрализовав принятие решений, они объединили – на начальной стадии реформы – проблемы центрального планирования с проблемами свободного рынка. Попытка сделать так, чтобы цены отражали реальные затраты, ведет к росту цен, по крайней мере в краткосрочном плане. Инфляционный всплеск стал одним из спусковых механизмов беспорядков.
Поворот в сторону рыночной экономики фактически высветил возможности для коррупции, по крайней мере на начальной стадии. А поскольку уменьшающийся, но все еще большой государственный сектор сосуществовал с растущей рыночной экономикой, то в итоге появились два вида цен. Бессовестные чиновники и предприниматели оказались, таким образом, в положении, вынуждающем перекладывать основные фонды и товары из одного сектора в другой для получения личной выгоды. Короче, начало реформы может – и в Китае так и случилось – привести к краткосрочным нестыковкам среди отдельных групп населения и стать причиной недовольства.
Вполне вероятно, что Дэн Сяопин был слишком смелым в своих экономических реформах и, несомненно, слишком осторожным в политических реформах, которые его курс сделал неизбежными, – по иронии судьбы, противоположную ошибку совершил его современник Михаил Горбачев. Его задача была тем более трудной, что многие в коммунистической элите занимали двойственную позицию. В большинстве стран, переживавших аналогичного рода экономические трансформации, прогрессивные управленцы на низком уровне должны преодолевать сопротивление со стороны более консервативного старшего руководства. В Китае произошло противоположное. Упор высшего руководства на материальных стимулах и рыночных силах претворялся в жизнь исполнителями, не имевшими опыта выполнения таких мер и не испытывавших энтузиазма в отношении процесса реформ. Дэну пришлось в силу этого сражаться на два фронта: против коррупции, которую вызвала реформа, и против остатков маоистов, настаивавших на своем варианте коммунистической экономики. Выиграв бой на экономическом фронте, он довольствовался продолжающимся коммунистическим доминированием в политической области. Дэн предпочел смириться с парадоксальностью ситуации, настаивая на политической стабильности ради возможности завершения социально-экономической революции. По его мнению, он боролся против хаоса, а не против демократии. «Я остаюсь реформатором, – сказал мне Дэн через полгода после подавления тяньаньмэньского восстания, – но если бы была утрачена стабильность, то для ее восстановления понадобилась бы жизнь целого поколения».
Я обрисовал обстоятельства вокруг волнений на площади Тяньаньмэнь потому, что они обозначили поворотный момент, во время которого многие стали воспринимать Китай как идеологического и политического противника. На деле же они выросли из дилемм реформы, как, впрочем, и из коммунистической идеологии. Над ними полностью довлели соображения китайской внутренней политики, и они не представляли философию, предназначавшуюся для применения где-либо еще 30
.Но какими бы ни были мотивы Дэна, жестокость подавления на площади Тяньаньмэнь, свидетелем которой по телевидению был весь мир, заклеймила Китай как репрессивный режим. Это совпало с периодом (начиная с середины 1970-х годов) возросшего внимания к правам человека в промышленно развитых демократиях, и особенно в Соединенных Штатах, где вопрос о правах человека был в центре внимания, и он быстро стал главной темой американских отношений с Китаем. Все остальные вопросы были подчинены озабоченности внутренней структурой Китая и оказались под его воздействием, потому что разногласия, которые до этого времени считались нормальным побочным продуктом отношений между великими державами, теперь оказались, в представлении многих участников американских общественных дискуссий, конфликтами с тоталитарным злом.
Одновременно военная модернизация Китая, которая откладывалась в первое десятилетие реформ Дэн Сяопина, привлекла растущее внимание. Китайские действия все больше интерпретировались через призму геополитических и идеологических замыслов в отношении своих соседей. Последовал целый цикл сбывающихся пророчеств, в немалой степени усиленный периодически проявляющейся тяжеловесной китайской тактикой.