Нужна ли Америке внешняя политика?

Во время пребывания у власти администраций Джорджа Г. У. Буша и Клинтона политико-философская основа конструктивных китайско-американских отношений постепенно становилась слабее. Президент Буш, который в середине 1970-х годов до установления дипломатических отношений работал главой миссии связи Соединенных Штатов в Пекине, стремился поддерживать отношения в более или менее ровном состоянии даже после событий на площади Тяньаньмэнь. Билл Клинтон начал свой первый срок президентства с риторики, согласно которой улучшение ситуации с правами человека в Китае обусловливало состояние китайско-американских связей даже в экономической сфере. К 1995 году его администрация, однако, вернулась к форме регулярного диалога, установленного его предшественниками, и это даже оправдывалось лозунгами, все более напоминавшими вильсоновскую тему.

В то время как администрация Клинтона укрепила экономические отношения с Китаем, поддержав членство Китая во Всемирной торговой организации и нормальные торговые отношения между Соединенными Штатами и Китаем, она никогда не могла подвести базу в виду убедительного геополитического довода. Применяя к китайской политике свои домашние заготовки сочетания целей критики с утверждениями о том, что она знает способы достижения этих целей, администрация Клинтона объявила о политике «вовлеченности». Она заявляла, что добьется того, что Китай воспримет американское понимание прав человека и внутреннего управления, умножив количество контактов во всех областях, а особенно в области торговли.

Во время второго срока пребывания у власти Клинтона лозунг о вовлеченности был повышен до уровня «стратегического партнерства». А это подразумевало некую форму глобального сотрудничества – предложение, оказавшееся с политической точки зрения противоречивым и по существу пустым в условиях продолжающихся кризисов и отсутствия какого-либо долговременного политического диалога. (К примеру, за время девятидневного визита президента Клинтона в Китай в июне 1998 года было выделено только четыре часа на обсуждения на высшем уровне – а на самом деле и того меньше, учитывая время на перевод).

В результате к концу пребывания у власти администрации Клинтона китайская политика оставалась заложницей внутренней политики. Отсутствовало определение национального интереса, который придает отношениям какое-то геополитическое содержание. Вопросов торговли и других проблем современности, таких как защита окружающей среды, наркотики, недостаточно для того, чтобы определить направление или преодолеть смесь сотрудничества, подозрительности, взаимного недопонимания и стагнации, характеризующих нынешнее состояние китайско-американских отношений на рубеже столетий. Такое потенциально легковоспламеняющееся сочетание нельзя оставлять в его нынешнем виде, если мы хотим видеть стабильность в Азии и мир во всем мире.

Отношения с Китаем: стратегический контекст

Стоило ли Соединенным Штатам использовать все имеющиеся в их распоряжении средства, чтобы сдерживать как можно более длительное время появление Китая как крупной державы? Или им следовало бы попытаться внедрить азиатскую структуру, открытую для сотрудничества со всеми государствами, структуру, основанную не на предположении о присущей какой-то стране агрессивности, а достаточно гибкой, чтобы сопротивляться гегемонистским устремлениям любой страны?

Имеется в виду, что эти вопросы применимы в той или иной степени к любой части мира, при этом они особенно применимы к отношениям между самыми мощными индустриальными нациями и самыми многонаселенными нациями. У Китая самая долгая непрерываемая история из всех стран мира, и она управляется последним крупным правительством, которое называет себя коммунистическим. Это государство, обладающее величайшим потенциалом в плане превращения в какое-то время в новом столетии в соперника Соединенных Штатов – хотя, на мой взгляд, не в первой его четверти.

Ответ на эти вопросы разрешит не какие-то теоретические споры, а определит параметры мира в XXI веке. И у этого мира мало общего с миром времен холодной войны. Советская идеология отстаивала свой универсальный характер, и каждый советский руководитель до прихода Михаила Горбачева объявлял о победе коммунизма в мировом масштабе как конечной цели. Советская армия оккупировала Восточную Европу. Доктрина Брежнева подтверждала советскую решимость поддерживать сохранение власти коммунистических партий, если потребуется, при помощи силы, и Советский Союз вмешался военной силой в Венгрии и Чехословакии, угрожал сделать то же самое в Польше и – косвенно – в Китае. Китайское коммунистическое руководство не проводит такой политики за рубежом и не делает таких заявлений мирового масштаба; у него нет прислужников на побегушках в виде всемирной сети коммунистических партий или радикальных организаций, заявляющих о своей преданности Пекину. Китай также не создает проблем внутренним структурам других стран по идеологическим соображениям.