— Я не хочу говорить со Стэном! — крикнул он. — Скажи, пусть завтра перезвонит!
— Это не Стэн! — крикнул в ответ Шон. — Это какой-то мужик. Взрослый.
Брайану показалось, что его сердце схватили громадные ледяные руки — схватили и сжали. Вот и все, это звонит шериф Пангборн.
— К-к-кто это? — тонким испуганным голосом крикнул он.
— Не знаю! — Шона оторвали от «Трансформеров», и он поэтому злился. — Кажется, его зовут Кроуфикс. Ну, что-то такое.
Кроуфикс?
Брайан стоял в дверях спальни, прислушиваясь к своему бешено колотящемуся сердцу. На его бледных щеках горели красные пятна, как клоунский грим.
Не Круфикс.
Сэнди Куфакс позвонил ему по телефону. Правда, Брайан догадывался, кто это
Спускаясь по лестнице, он еле передвигал ноги. Телефонная трубка весила не менее пятисот фунтов.
— Привет, Брайан, — негромко сказал мистер Гонт.
— 3-з-здравствуйте, — тем же срывающимся писклявым голосом отозвался Брайан.
— Тебе не о чем волноваться, — сказал мистер Гонт. — Если бы миссис Мислабурски видела, как ты кидаешь камни, она бы не спросила тебя, что ты там делал, правда?
— Откуда вы все это знаете? — Брайана вдруг затошнило.
— Не важно. Важно, что ты, Брайан, все сделал правильно. То, что должен был сделать. Ты сказал ей, что мистер и миссис Ержик, наверное, ссорятся. Если даже полиция тебя найдет, они будут думать, что ты видел того, кто кидает камни. Они решат, что ты его не видел, потому что он был за домом.
Брайан заглянул в гостиную, где стоял телевизор, чтобы убедиться, что Шон не подслушивает. Так и было: брат сидел перед телевизором по-турецки с мешком воздушной кукурузы на коленях.
— Я не могу врать! — прошептал он в трубку. — Я всегда попадаюсь!
—
Самое ужасное, что и сейчас Брайан подумал, что мистеру Гонту действительно лучше знать.
2
Пока старший сын Коры Раск думал о самоубийстве и тихим, отчаянным шепотом спорил с мистером Гонтом, сама Кора Раск, в домашнем халате, танцевала под Элвиса Пресли у себя в спальне.
Только она была вовсе не в спальне.
Надевая солнечные очки, которые продал ей мистер Гонт, она тут же оказывалась в Грейсленде.
Она танцевала в шикарных залах, пахнущих масляной краской и жареной едой, в залах, где тишину нарушали лишь еле заметный гул кондиционеров (в Грейсленде открывались далеко не все окна; многие из них были забиты и абсолютно все — занавешены), шорох ее собственных шагов по мягким коврам, и Элвис, поющий «Исполнилась моя мечта» своим завораживающим, чудным голосом. Она танцевала под громадной люстрой из французского хрусталя в столовой и возле павлинов из цветного стекла. Она касалась рукой портьер из дорогого синего бархата. Мебель была во французском провинциальном стиле. Стены — кроваво-красного цвета.
Потом, как в кино, сменился план, и Кора очутилась в подвале. На одной стене там были вешалки из оленьих рогов, на другой — колонны из золотых дисков, вставленных в рамочку. Третью стену составляли ряды выключенных телевизоров. За длинным изогнутым баром на полках теснились бутылки с лимонадом: апельсиновым, лимонным и мандариновым.
На старом проигрывателе щелкнуло устройство для смены пластинок. Новая сорокапятка сменила предыдущую. Элвис запел «Голубые Гавайи», и Кора уплыла в Комнату Джунглей с ее потрясающими божками Тики, диваном с горгульями и зеркалом, украшенным рамкой из перьев, надерганных из грудок живых фазанов.
Она танцевала. Она танцевала в темных очках, купленных в «Нужных вещах». Она танцевала в Грейсленде, пока ее старший сын лежал на кровати, смотрел на узкое лицо Сэнди Куфакса и думал о ружьях и алиби.
3