Брайан медленно кивнул. Алан понял это так, что он действительно что-то знал, но сказать не мог.
— Тогда скажи хотя бы вот что: тебе страшно, да? Страшно?
Мальчик снова кивнул.
— Скажи мне, чего ты боишься, сынок. Может быть, я смогу с этим справиться. — Он слегка постучал пальцем по бляхе, прикрепленной к левому клапану форменной рубашки. — Мне поэтому и платят деньги, чтобы я носил эту звезду. Потому что у меня иногда получается прогнать страхи.
— Я… — начал Брайан, но в эту секунду проснулась рация, которую Алан установил под панелью своей патрульной машины три-четыре года назад.
— Номер первый, номер первый, вызывает база. Как слышно. Прием.
Взгляд Брайана оторвался от Алана и обратился к патрульной машине и звукам голоса Шейлы Брайхем — голоса власти, голоса полиции. Алан понял, что если мальчик и собирался что-то ему рассказать (при условии что он не выдавал желаемое за действительное), то теперь все кончено. Лицо Брайана, начавшее было оживать, захлопнулось, как раковина.
— Ты поезжай домой, Брайан. Мы еще поговорим об этом… о твоих снах… позже. Хорошо?
— Да, сэр, — сказал Брайан. — Наверное.
— А пока подумай о том, что я тебе сказал: главная работа шерифа — прогонять страхи.
— Мне пора домой, шериф. Если я задержусь, мама будет ругаться.
Алан кивнул:
— Ну, этого нам не надо. Пока, Брайан.
Он проводил мальчика взглядом. Брайан свесил голову, и казалось, не ехал на велосипеде, а волочил его между ног. Что-то тут было неправильно, настолько неправильно, что Алану показалось, что происшествие с Вильмой и Нетти было менее важным, чем то, что оставило этот унылый след на затравленном лице ребенка.
Женщины мертвы, им уже не поможешь. А Брайан Раск был еще жив.
Алан подошел к старенькому «универсалу», который давным-давно надо было продать, схватил микрофон и нажал кнопку передачи.
— Да, Шейла. Это номер первый. Слышу тебя хорошо. Прием.
— Тебе звонил Генри Пейтон, — сказала Шейла. — Сказал, что-то срочное. Просил связать тебя прямо по рации. Прием.
— Давай, — сказал Алан. Он почувствовал, как его пульс набирает скорость.
— Это может занять пару минут. Прием.
— Отлично. Жду. Номер первый, отбой.
Он облокотился на крыло машины, сжимая в руке микрофон. Ему не терпелось узнать, что же в жизни Генри Пейтона случилось такого срочного.
13
Когда Полли добралась до дому, было уже двадцать минут четвертого, и она чувствовала себя так, словно ее разодрали на две половинки. С одной стороны, она ощущала настоятельную необходимость заняться поручением мистера Гонта (ей не нравилось думать об этом, как о проказе — из Полли Чалмерс вряд ли бы получилась проказница), чтобы поскорее с ним разделаться и окончательно завладеть
С другой стороны, она ощущала настоятельную необходимость связаться с Аланом, чтобы рассказать ему, что произошло… ну, или хотя бы то, что она
Да — какая-то ее часть именно этого и хотела. Та часть, что боялась мистера Гонта, даже несмотря на то, что Полли не могла вспомнить, чем конкретно вызван этот страх.
Нет… но она не хотела, чтобы пострадал Алан. Не хотела она и того, чтобы планы мистера Гонта в отношении всего города (так ей казалось) осуществились. И ей очень не нравилась перспектива самой поучаствовать в осуществлении этих планов, ехать в заброшенный дом в конце шоссе № 3, чтобы устроить там какой-то подвох, которого она даже не понимала.
Эти противоречивые желания, каждое со своим собственным убедительным голосом, боролись в ней по дороге к дому. Если мистер Гонт как-то ее загипнотизировал (Полли была в этом уверена, когда выходила из магазина, но со временем эта уверенность начала проходить), то гипноз начал уже терять действие (ей действительно так казалось). Впервые в жизни она чувствовала себя настолько беспомощной и неспособной принять решение. Как будто из ее души разом похитили весь запас решительности.
В итоге она решила последовать совету мистера Гонта (хотя уже не могла сформулировать сам совет). Сначала она разберет почту, потом позвонит Алану и расскажет, чего от нее хотел мистер Гонт.
«Если ты это сделаешь, — мрачно заявил внутренний голос, — ацка