Нужные вещи

Бетси Виг заняла свое место за председательским столом между американским флагом и «Пражским младенцем». Она постучала по столу, призывая к порядку, и остальные дамы — всего около сорока человек — расселись по местам. Снаружи громыхнул гром. Кто-то притворно охнул и нервно рассмеялся.

— Объявляю заседание общества «Дщерей Изабеллы» открытым, — сказала Бетси и взяла со стола расписание. — Начнем, как обычно, с мол…

Она запнулась. На столе лежал белый почтовый конверт — она не заметила его раньше, потому что его скрывала повестка дня. В глаза сразу бросилась фраза, написанная крупными печатными буквами:

ПРОЧТИ СЕЙЧАС ЖЕ, ПАПСКАЯ ШЛЮХА

Опять они, подумала она. Опять эти баптисты… эти отвратные, мерзкие, узколобые людишки.

— Бетси? — спросила Наоми Джессап. — Что-то случилось?

— Не знаю, — сказала она. — Возможно.

Она разорвала конверт и вытащила листок бумаги, содержавший следующее послание:

ВОТ ТАК ПАХНУТ КАТОЛИЧЕСКИЕ ЩЕЛКИ!

Из левого дальнего угла зала послышалось шипение, похожее на свист предохранительного клапана парового котла. Женщины разом вскрикнули и развернулись в том направлении. Снаружи от всей души шваркнул гром, и на этот раз вскрики были уже непритворными.

Из квадратной ячейки стеллажа у левой стены повалил светло-желтый пар. Буквально за считанные секунды весь зал наполнился самой отвратительной вонью, которую только можно придумать.

Бетси вскочила на ноги, опрокинув кресло. Она только-только открыла рот — не имея ни малейшего понятия, что говорить, — как вдруг какая-то женщина закричала снаружи:

— Это вам, суки, за «Ночь в казино»! Покайтесь! Покайтесь!

Она успела заметить кого-то за дверью, прежде чем вонючее облако окончательно скрыло от нее окошко в двери… но это ее уже не волновало. Вонь стояла невыносимая.

А потом начался настоящий ад. Дщери Изабеллы метались взад-вперед по задымленному, вонючему залу, словно взбесившееся стадо. Когда Антонию Биссе толкнули в грудь и она сломала шею о стальной угол председательского стола, никто этого не заметил.

Под вспышки молний на улице бушевал гром.

6

Католики Касл-Рока образовали неровный кружок вокруг Альберта Гендрона. Используя письмо, найденное им на двери своего офиса, как отправную точку («это еще что, вот видели бы вы…»), он услаждал их уши кошмарными, но захватывающими историями травли католиков и страшной мести католиков своим гонителям, каковые имели место быть в Льюистоне в тридцатые годы.

— Так вот, когда он увидел, как шайка невежд измазала ноги Святой Девы навозом, то сразу прыгнул в машину и помчался в…

Внезапно Альберт замолчал и прислушался.

— Что это? — спросил он.

— Гром, — сказал Джейк Пуласки. — Буря будет что надо.

— Нет… это. — Альберт поднялся на ноги. — Похоже на крики.

Когда стихли раскаты грома, остальные мужчины тоже расслышали крики. Женщины. Кричали женщины.

Все повернулись к отцу Брайхему, который тоже поднялся с кресла.

— Пошли! — сказал он. — Надо проверить…

Но тут раздалось какое-то шипение, и из глубины зала пополз удушливый дым. Раздался звон разбитого стекла — в окно влетел камень. Он покатился по гладкому полу. Люди закричали и расступились. Камень докатился до противоположной стены и замер.

— Адский огонь — подарок от баптистов! — заорал кто-то на улице. — Касл-Рок — не Лас-Вегас! Мы не допустим разврата! Внемлите и передайте другим, когда не будете пялить своих монашек!

Дверь фойе зала РК тоже была подперта ломиком. Не сумев открыть ее сразу, мужчины столпились у выхода.

— Нет! — закричал отец Брайхем, пробираясь сквозь густеющий дым к маленькой боковой двери. Она была не заперта. — Сюда! СЮДА!

Сначала никто его не услышал; запаниковавшие люди возились у неподвижной передней двери. А потом Альберт Гендрон вытянул свои здоровенные ручищи и столкнул лбами двух ближайших к себе паникеров.

— Делайте, что сказал святой отец! — проревел он. — Они убивают женщин!

Альберт пошел пробиваться к боковому выходу, как локомотив товарного состава, и остальные последовали за ним. Они шли через дымную завесу неровной, спотыкающейся цепочкой, кашляя и матерясь. Меаде Россиньоль не смог удержать порывы взбесившегося желудка. Он открыл рот и изверг весь свой обед на широкую спину Альберта Гендрона. Альберт этого, кажется, и не заметил.

Отец Брайхем уже ковылял по ступенькам, что вели к автостоянке и дальше — к залу, из которого слышались крики. Он постоянно останавливался, чтобы переждать приступ сухой тошноты. Вонь липла к нему, как мухоловная лента. Остальные мужчины неровным строем последовали за ним, не обращая внимания на усиливающийся дождь.