Читаем Ныряльщик из Пестума. Юность, эрос и море в Древней Греции полностью

Но зачем изображать радости жизни в погребальной камере? Чтобы рассеять недоумение, которое многих зрителей наводило на мысли о символе, о метафоре смерти и загробного мира, недостаточно привести фактические аргументы в пользу реальности представленного на росписи сюжета. Ведь это недоумение отражает определенные ожидания – и именно в них корень проблемы. Ожидание, что украшение гробницы должно иметь эсхатологический смысл, очевидно, вызвано представлениями современного зрителя о смерти, похоронах и гробнице, которые вовсе не обязательно должны совпадать с тем, как смотрели на эти вещи в Античности. Как же нам понимать эти картины жизни перед лицом смерти?

Как в воззрениях, так и в практике древних греков смерть, похороны и гробница не были частным делом, касавшимся одного лишь умершего; затронута была вся семья, родственники, друзья и весь круг общества, к которому принадлежал покойный. Задача не ограничивалась тем, чтобы с печалью, любовью и почестями проводить ушедшего из жизни в «место вечного упокоения». И главным вопросом было не то, предстоит ли умершему дальнейшее существование и в какой форме, – представления об этом были самыми разными, зачастую смутными и по большей части нестабильными. Во главе угла стояла социальная общность. Общность живущих потеряла одного из своих членов – эта утрата приводила в более или менее сильное колебание весь состав семьи и социальной группы. Если умирал пожилой, уважаемый человек, например отец или мать семейства, кто-то должен был заступить на их место, и вся иерархия семейных и родственных отношений выстраивалась заново; если смерть уносила молодых сына или дочь, семья лишалась лучшей своей надежды, возникала пустота, которую нужно было эмоционально заполнить и преодолеть. В любом случае покойный должен был теперь занять новое место в родовой памяти семьи и стать образцом для оставшихся. Мертвых необходимо было заново, в качестве умерших, принять в концептуальную общность живых и мертвых.

Это означало, что общность живых в этой фазе турбулентности должна была подтвердить приверженность объединяющим ее ценностям и образу жизни, гарантировать преемственность. Украшение гробниц было испытанным средством для достижения этой цели: умерших изображали блистательными представителями семьи, а отражение жизненного уклада в этих картинах указывало на высокий социальный статус покойного. Для умерших мужского пола таковыми являлись идеальные проявления мужественности: война, охота и спорт, а также радости жизни – симпосии и развлечения юности. Особенным потрясением было для греков, как внутри семьи, так и для всей гражданской общины, когда смерть уносила юношу или девушку до того, как они испытали полноту жизни, до брака и основания собственной семьи. Бо́льшая часть великолепно украшенных гробниц воздвигалась именно для молодых покойников из знатных семей; урон для общества и эмоциональная утрата в этих памятниках неотделимы друг от друга.

В десятилетия около 500 года до нашей эры, когда архаическая культура достигла высшего расцвета и свободное развитие самых разных укладов жизни уже указывало на начало «классической» эпохи, были созданы невероятно выразительные в своей жизненности рельефы, очевидно украшавшие надгробия богатой знати. В Афинах был найден постамент статуи молодого мужчины, рельефы которого изображают весело резвящуюся молодежь: эфебы состязаются в беге, борьбе и метании копья, развлекаются игрой в мяч, стравливают между собой собаку и кошку, держа обоих на поводке. Уникальный рельеф с острова Кос изображает молодежную оргию (илл. 42): на одном из пиршественных лож пара недвусмысленно занимается любовью, ниже изображен упавший пьяный юноша с эрегированным членом, которого друг пытается поставить на ноги, и всё это сопровождается возбуждающим аккомпанементом двойной флейты. Такие сцены уж точно не относятся к загробному блаженству.


42

Оргия с участием флейтиста. Надгробный (?) рельеф. Около 490 г. до н. э.


Тот же дух времени веет и в пестумской гробнице с ее эротическим симпосием и блистательным ныряльщиком. Перед лицом смерти люди изображали полноту земного бытия – потому что такова была жизнь покойного, и в памяти оставшихся его хотели сохранить образцовым представителем этой жизни.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология
Еврейский мир
Еврейский мир

Эта книга по праву стала одной из наиболее популярных еврейских книг на русском языке как доступный источник основных сведений о вере и жизни евреев, который может быть использован и как учебник, и как справочное издание, и позволяет составить целостное впечатление о еврейском мире. Ее отличают, прежде всего, энциклопедичность, сжатая форма и популярность изложения.Это своего рода энциклопедия, которая содержит систематизированный свод основных знаний о еврейской религии, истории и общественной жизни с древнейших времен и до начала 1990-х гг. Она состоит из 350 статей-эссе, объединенных в 15 тематических частей, расположенных в исторической последовательности. Мир еврейской религиозной традиции представлен главами, посвященными Библии, Талмуду и другим наиболее важным источникам, этике и основам веры, еврейскому календарю, ритуалам жизненного цикла, связанным с синагогой и домом, молитвам. В издании также приводится краткое описание основных событий в истории еврейского народа от Авраама до конца XX столетия, с отдельными главами, посвященными государству Израиль, Катастрофе, жизни американских и советских евреев.Этот обширный труд принадлежит перу авторитетного в США и во всем мире ортодоксального раввина, профессора Yeshiva University Йосефа Телушкина. Хотя книга создавалась изначально как пособие для ассимилированных американских евреев, она оказалась незаменимым пособием на постсоветском пространстве, в России и странах СНГ.

Джозеф Телушкин

Культурология / Религиоведение / Образование и наука
Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное