Ныряльщик из Пестума. Юность, эрос и море в Древней Греции

Можно ли определить культурную принадлежность Гробницы ныряльщика точнее? А вместе с тем и культурную идентичность покойного? Или даже его этническое происхождение? И раз уж мы не знаем даже его имени – может быть, нам удастся определить хотя бы его социальный статус? Как бы нам ни хотелось различить в глубинах истории отдельных людей, археология редко позволяет ответить на эти вопросы; как правило, она сообщает куда более общие сведения, которые тем не менее отнюдь не лишены интереса. Гробница ныряльщика – свидетельство культурного плюрализма, который заставляет сомневаться в самой постановке столь популярного сейчас вопроса об «идентичности».

Погребение в форме каменного ящика – обычный тип погребения в Пестуме, в Южной Италии и других регионах греческого мира. Немногочисленный погребальный инвентарь: сосуд для оливкового масла и черепаший панцирь, вероятно служивший резонатором лиры, – греческие; была ли греческой музыка, исполнявшаяся на этом инструменте, мы не знаем. Оштукатуривание и роспись – как правило, чисто орнаментальная – внутренних стен встречаются в погребениях по всей Южной Италии. А вот обилие сюжетной живописи во внутреннем пространстве гробницы – исключение, единственная параллель обнаружена в Капуе. Вероятно, идея заимствована из Этрурии, в особенности из Тарквиний, где богатые склепы местной знати к тому моменту уже несколько поколений украшались богатыми росписями. Но эти погребения были рассчитаны на многократное подзахоронение, отвечавшее структуре этрусских семейных кланов, в то время как индивидуальная гробница – обычай греческих полисов. И если росписи в этрусских склепах открывались взгляду посетителей на следующих похоронах, то изображения пестумской гробницы навеки оставались скрытыми.

Не менее многообразны культурные истоки изображенных сюжетов. Пирушка выдержана в традициях греческого симпосия, кратер имеет форму, распространенную в Западной Лукании к югу и востоку от Пестума. В Греции пиршественная тематика в украшении гробниц встречается крайне редко, зато распространена в Этрурии. Ныряльщик, как мы убедились, – явление греческой молодежной культуры, но ее влияние распространялось в эту эпоху и на Этрурию. По этим данным мы не можем делать заключений о культурной идентичности.

Заимствование культурных форм из других городов, областей и стран в принципе не означало в Античности «примыкания» к той или иной культуре. И сегодня мы носим джинсы, пьем граппу и ездим на «тойоте» без малейших мыслей о том, чтобы обозначить таким образом американскую, итальянскую или японскую идентичность. По всему греческому миру люди носили «коринфские» шлемы, смешивали вино с водой в «лаконских» кратерах, одевались в «милетский» шелк, использовали «сидонский» пурпур и «тартесскую» бронзу. Все эти продукты назывались по местам их происхождения, но никто не связывал их потребление с принятием на себя культурной идентичности Коринфа, Спарты, Милета, Сидона (в Финикии) или Тартесса (в Испании). Эти места ценились за производимые ими культурные блага, которые становились частью общего образа жизни в самых разных местах, не вызывая ощущения чуждости. То же относится и к фрескам Гробницы ныряльщика: расписавшие ее художники, откуда бы они ни были родом и где бы ни обучились своему мастерству, – представители греческой традиции; они могли взять за образец этрусские росписи, но сюжеты фресок взяты из культуры, распространенной на всём греческом пространстве: симпосии в городских центрах, встречи у моря в периферийных зонах социальной жизни.

В конечном счете весь этот широкий историко-культурный контекст, важный для исследователей, не имел ни малейшего значения ни для покойного, ни для его близких. Умерший хотел быть похороненным – или был похоронен родными – не как представитель исторической обстановки, культурных влияний и массовых перемещений, а как член социальной общности своего родного города, в соответствии с той ролью, которую он играл в ней при жизни, и тем новым местом, которое община теперь отводила ему как покойному.

Как, где и в каких формах мы можем представить себе это в Пестуме? Море было здесь неотъемлемой частью жизни. Город в Античности был расположен прямо на берегу и получил свое имя от морского бога Посейдона; плодородная равнина окаймлялась длинным плоским побережьем, от устья реки Селе на северной границе полисной территории до скал современного Агрополи на ее южной границе. Археологи пока не обнаружили здесь следов, указывающих, что в том или ином месте собиралась для купания и ныряния мужская и женская молодежь. Однако здесь множество скал, подобных утесам Фасоса, а также плоских пляжей, где можно представить себе вышку вроде той, что изображена в Гробнице ныряльщика; долговременные, доступные археологам следы человеческого присутствия в подобных местах – скорее исключение.