Ныряльщик за жемчугом (СИ)

Всё было просто. Он разжёг камин и налил им выпить. Она не любила и не умела пить крепкое, но случай обязывал. И когда он целовал её — ещё сидящую напротив живительного огня, напряженно обхвативши колени — на губах тлел привкус коньяка.

Она откинулась на спину, растекшись по меху исполинской шкуры на полу, и успела ещё мельком удовлетворённо отметить, что мех искусственный. Всё верно, всё правильно, не бывает таких мягких, пушистых настоящих шкур. Адам сел рядом. В одно движение стянул с неё плотный свитер, бросил в сторону. Свитер исчез из поля зрения беззвучно и безропотно — так же, как она принимала его ласки; пока лёгкие, долгие линии, которые мужские ладони проводили по телу: от плеча до самых кончиков пальцев, от подбородка до мгновенно подобравшегося живота, от колена вверх до груди и назад. Её пальцы несмело касались тыльной стороны его горячих ладоней, изредка осмеливаясь задеть предплечья. Пришлось ненадолго прерваться, поймать тонкую, почти детскую ладошку, придавить к своей груди, так, чтобы ощущался стук сердца, уверенно, крепко, ещё ближе.

24

Ясмин повиновалась. Зачарованно, словно понятия не имела о том, что такое близость с мужчиной, принялась его гладить, отмечая перекаты вполне рельефных мышц, ощутимые даже сквозь прохладную шелковистую ткань рубашки.

Джинсы, да тонкая, прогретая теплом тела и пропитанная неповторимым запахом её кожи водолазка — вот всё, что отделяло Адама от прикосновения к прекрасному. И бороться с собой не имело смысла. Он бесцеремонно вытянул наружу заправленный край водолазки, и Ясмин понятливо прогнулась в пояснице, позволяя ткани выскользнуть из-под ремня, одновременно, даже не осознавая этого, подаваясь ему навстречу — так откровенно, так эротично, что Адам судорожно выдохнул.

Держи себя в руках. Не торопись. Не наделай лишнего.

Ясмин уже несколько раз нерешительно касалась пальцами верхней пуговицы его рубашки, но отступалась в последний момент. Ему это надоело, и он сам ослабил ворот, а девушка воодушевленно продолжила дело, так что вскоре рубашка неряшливой птицей отлетела прочь. Пришла очередь её водолазки. Она с готовностью вытянула обе руки вверх, повинуясь направляющим движениям его ладоней, и сразу смутилась, оставшись в почти прозрачном белом кружевном белье.

Поцелуи одурманивали, голова кружилась. Ясмин лишь слегка удивилась, когда поняла, что Адам уверенно и точно чертит дорожки по внутренней стороне её бёдер. Она и заметить не успела, как это так получилось? Жесткая джинсовая ткань передавала касание коже, а дорожки сбегались воедино в комок пульсирующего нетерпения. Опьянев от происходящего куда больше, чем от пары глотков коньяка, Ясмин потянулась к молнии на его брюках.

— Тшш, — он предостерегающе поймал её ладонь, и вполне весомо вдавил в шкуру. — Лежи смирно.

25

— Тшш, — он предостерегающе поймал её ладонь, и вполне весомо вдавил в шкуру. — Лежи смирно.

Застёжка джинсов поддалась под ловкими мужскими пальцами легко, не сопротивляясь. Без плотной ткани ногам сначала показалось холодно, по коже побежали мурашки, чтобы через пару секунд исчезнуть. Сквозь полу прикрытые веки Адам внимательно следил за ней. Борьба смущения с желанием была настолько очевидной, что можно было писать картину. Может, когда-нибудь она её и напишет. Но не сейчас, когда на щеках и скулах полыхает краска стыда, а колени судорожно сжимаются. И, конечно, не теперь, когда накатывает очередная волна горячей расслабленности. Поверхностный вдох, судорожный выдох — и она покоряется. Лежит, раскинувшись, вцепившись пальцами в ворс ковра, и шелохнуться не смеет без его ведома. Только выгибается навстречу касаниям его пальцев и поцелуям. Кожа её на вкус была сладкой, с едва уловимой ноткой морской соли. И каждый поцелуй, каждое касание губ отзывалось в самом Адаме почти болезненной пульсацией. Какая же она чуткая! Он целует ключицу, и тонкая беззащитная шея выгибается вправо. Языком проводит по впадинке в основании шеи — и у неё почти рефлекторно сходятся лопатки, подталкивая грудь вперёд и вверх. Прокладывает дорожку поцелуев по животу до пупка — снова судорожно сжаты колени, и под пальцами его горячо и мягко.

Финальный аккорд. Адам осторожно опустил раскрытую ладонь на её живот, бережно и крепко прижимая к полу, а пальцы, которым по-прежнему горячо и мягко совершают несколько вдохновенных, бессознательных, рефлекторных движений. Он чувствует её тело, каждый вдох, каждый выдох, каждую чувствительную точку. И пока он держит её, со стоном выгибающуюся навстречу, с трудом подавляет бессознательное желание оставить на нежной шее откровенный безобразный засос.

Вместо этого Адам быстро отстранился и, отвернувшись, расстегнул молнию своих брюк. Несколько коротких, почти грубых касаний, и пришлось проглотить стон. В ушах стучала кровь, и он не был уверен, что ему это полностью удалось. А ведь было бы хорошо, если бы она ничего не заметила.