– У меня никого не было, – шепчу, пока еще могу соображать.
– Я догадался, хоть в это невероятно сложно поверить.
– Почему? – резко хмурюсь, пытаюсь побороть головокружение и поймать его взгляд.
– Потому что перед тобой невозможно устоять.
Все, что он делает после, уверена, будет еще долго терзать меня во снах. Я бы назвала это грязным, если бы каждое его касание не было кристально нежным. Никита кружит мне голову, доводит до блаженства. А когда я спешу возмутиться, что он все еще в штанах и явно желает большего – да и я явно этого хочу – он ловит мои руки в капкан и заводит за голову.
– Не спеши, – он невинно целует в губы, заваливается на бок и смотрит на меня. Я все еще тяжело дышу – грудь вздымается высоко, но я не намерена прекращать.
– Я хочу, чтобы ты был первым, – говорю в лоб.
– Рада, – смакует мое имя и смеется в голос, – твоя прямолинейность – отдельный вид искусства.
Я вдруг теряюсь. Не нужно было говорить? Я не знаю, как правильно!
– Эй, тише, ты чего? – Никита прижимает к себе и целует лоб. – Не сомневайся, я польщен, но считаю, что на сегодня острых ощущений более чем достаточно. Согласна?
Он меня чуть встряхивает, заставляет посмотреть в глаза и поверить ему. Даже сейчас заботится обо мне, хотя у него по-прежнему не видно радужки из-за чернющих зрачков.
Мы лежим некоторое время молча и глядим друг на друга, пока не начинает клонить в сон. Я поворачиваюсь к Никите спиной, он крепко меня обнимает. А когда засыпаю, кстати, без ужина, целует шрам на лопатке.
– Спокойной ночи, Рада, – слышу шепот над ухом, но уже не уверена, что наяву.
Глава 25
Рада
Первый день на работе проходит суматошно. Ужас, сколько накопилось дел, а бумаг! Сколько леса пострадало-то! Защитники природы и по наши души придут, зуб даю. Еще и время тянется так медленно, как никогда. Я постоянно отвлекаюсь на телефон: проверить, не пропустила ли, часом, звонок. Отвечаю Никите, лишь к полудню соизволившему спросить, как моя рука. Хорошо, весь день проходит хотя бы без вызовов. Я потихоньку вливаюсь, даже немного тренирую Волка на кинодроме. Тот, правда, капризничает – разбаловал его Никита хорошей едой.
И все же ночное дежурство дается с трудом. Уже к десяти валюсь с ног, режим Горского напоминает о себе.
– Смотреть на тебя жалко, крох. Быстро спать, я на звонки, если что отвечу! Заявок все равно нет, – бросает Ира с порога и отбирает у меня журналы, которые я никогда не закончу заполнять.
– Мне чуть-чуть, – бормочу едва ли связно.
– Чуть-чуть, и кони двинуть? Закругляйся, это приказ.
– Ир, за что ты мне такая, а?
– Помпезная?
– Именно.
– Даже не знаю, – хихикает Пустовая.
Она обходит меня, достает из шкафчика вещи и снова оборачивается.
– Кстати, пока не забыла. Вот. – Протягивает мне коробку с эмблемой в виде надкушенного яблока.
Конечно, я знаю, что такое айфон, но все равно спрашиваю.
– Это что?
– Телефон. Мне Костя новый купил. Хотел свекрови этот подогнать, но я лучше тебе отдам. И не смотри на меня так, нечего ей было мою утку с яблоками хаять при всех! Обойдется.
Запоздало понимаю, что Ира уже впихнула мне его в руки.
– Я не могу принять.
– Еще как можешь! Он старый! Да почти как моя свекровь, – Ира хохочет собственной шутке, понятной только ей одной, – а тебе нужнее. Я бы еще вчера его отдала, если бы ты хоть раз за три недели сказала мне, что дома не живешь. Где пропадаешь?
Я поджимаю губы и настораживаюсь. Почему так смущаюсь? Спать с Горским в одной кровати я не смущаюсь, а говорить о нем боюсь?
– Можешь не выдумывать ничего, Лидка проболталась, что горец светловолосый тебя защищает. И давно у вас с Никитой?
– Что у нас?
Щеки пылают, даже губы горят. Наверное, я красная как рак.
– Понятно, – сама себе отвечает Ира. – Ну позволь мне сказать это.
– Что?
– А я же говорила!
– Ой, все, – отмахиваюсь от Пустовой, но она обнимает меня, как всегда, не спросив.
Ира не забирает телефон, даже когда я «дарю» ей его обратно. Через силу, но соглашаюсь попробовать разобраться в нем. Только зачем? Мне ведь и моего хватает. Правда, едва Ира открывает интернет и показывает фотки Горского, возникает внезапное желание приручить модный гаджет.
Я несколько раз смачно целую Пустовую в пухлые щеки и покорно собираюсь удалиться в раздевалку, когда она оглушает меня заявлением.
– Мы с Костей решили девочку удочерить. Уже документы оформляем. Давно, на самом деле, занимаемся этим, просто… ну, я боялась сглазить. Сложно все очень.
Я смотрю на Иру, она светится надеждой, а у меня дыхание перехватывает от ее слов. Чувствую, что начинают дрожать губы.
– Как прекрасно, – произношу тихим, чуть осипшим голосом. – Эта девочка будет самой счастливой.
Я очень стараюсь улечься на неудобной раскладушке, но поспать мне толком не удается. Мысли жужжат в голове, звонки слышно через стенку. Проворочавшись пару часов, сдаюсь. Плетусь к Пустовой, и мы всю ночь проводим в разговорах. Об усыновлении, об ответственности, о судьбе, о Никите, о страхах. Когда Ира начинает болтать о любви, я перевожу тему, рано пока думать об этом. Рано надеяться. За что меня вообще можно полюбить?