Ясное дело, эсэсовские чины не послушали Гитлера, так как в том же январе 1938 года
полное досье этого дела таинственным образом оказалось в руках Гейдриха. По правде
говоря, досье, предъявленное Гитлеру, имело лишь видимость полного. Профес-
сиональный полицейский обнаружил бы в нем существенные «дыры», но в этой области
Гитлер был профаном. Например, по-видимому, не проверялся адрес фон Фрича во время
зафиксированных событий, не было свидетелей, что он когда-либо жил в Лихтер-фельде-
Эст или хотя бы имел там временное пристанище; не проверялись банковские операции
фон Фрича в конце 1935-го и начале 1936 года, не выяснялось даже, имел ли он счет в
банке недалеко от станции Лихтерфельде-Эст, куда Шмидт, по его утверждению,
сопровождал его. Короче говоря, вся эта секретная «процедура» была крайне слабо
документирована.
Тем не менее дело велось опытным сыщиком — главным инспектором Мейзингером,
бывшим мюнхенским полицейским, который пришел в гестапо вместе с Мюллером. Одно
из главных действующих лиц чистки 30 июня 1934 года, Мейзингер был личным другом и
доверенным человеком Мюллера, который поручал ему самые грязные дела. В качестве
компенсации он получил в управление «специальное» бюро, которое давало ему
значительный навар. Позднее он был отправлен с миссией в Японию и, в частности,
контролировал в Токио деятельность журналиста из «Франкфуртер цайтунг»,
симпатизировавшего когда-то коммунистам и ставшего агентом СД и гестапо, — Рихарда
Зорге.
Гейдрих, таким образом, поднял досье, составленное Мейзингером тремя годами ранее.
На сей раз
228
Гитлер не отбросил в сторону обвинительные листки. Он даже не спросил, почему они не
были уничтожены в соответствии с его приказом, и вызвал фон Фрича в канцелярию.
Совершенно не подозревая, какое над ним висит обвинение, генерал пришел. Когда
Гитлер задал ему соответствующие вопросы, Фрич с искренним негодованием отверг
обвинение и дал слово чести, что он невиновен. Тогда произошла совершенно
невероятная сцена: Гитлер вдруг распахнул дверь, и в нее вошел Шмидт. В своей
рейхсканцелярии глава государства, всемогущий фюрер, устроил очную ставку между
армейским главнокомандующим и рецидивистом-педерастом! Шмидт взглянул на фон
Фрича и произнес лишь одну фразу: «Это он».
Генерал был сражен. От этой безумной сцены он потерял дар речи, невнятно все отрицал,
стараясь постичь смысл чудовищной инсценировки, жертвой которой он оказался.
Бессильная ярость, оцепенение и презрение спутали его мысли, притупили рефлексы.
Гитлер, глядя, как он краснеет и бледнеет, поверил в его виновность и потребовал
отставки. Но фон Фрич пришел в себя. Он все отвергал, повторял, что невиновен,
требовал судебного расследования Военным советом. Эта бурная встреча происходила 24
января. 27-го фон Фрич был уволен по состоянию здоровья, но решение об этом было
опубликовано лишь 4 февраля. В этом промежутке Геринг, который сначала резко
выступил против расследования, затем согласился провести его сам и отдал
соответствующий приказ гестапо. Получился новый парадокс: вчерашний глав-
нокомандующий вызывался на суд людьми Гейдриха и, что еще более удивительно,
пошел на этот суд.
Несмотря на меры предосторожности, принятые, чтобы сохранить в тайне эту операцию
до ее завершения, новость распространилась в армии. После дела Бломберга (о нем речь
пойдет ниже), о котором
229
никто еще не знал ничего конкретного, это дело вызвало беспокойство. Было чему
удивляться в этих двух близко отстоявших друг от друга по времени скандалах. Военные
чувствовали подвох и считали, что престижу армии нанесен тяжелый удар. Многие
недоумевали. Гомосексуализм был издавна распространен в германской армии. В начале
века он стал даже модой, поскольку сам кайзер (который лично был «не из тех») любил
окружать себя субъектами, которых он называл «византийцами» и ценил их ар-
тистические способности; среди них были послы, один прусский принц, несколько
генералов. Сам начальник кабинета кайзера граф Гюльзен-Гезелер внезапно умер от
закупорки сосудов в 1906 году, одетый в костюм оперной танцовщицы. В армии помнили
о скандале, который привел в 1907 году к осуждению и ссылке принца Филиппа
Эйленбургского за его открытую связь с кирасирским полковником Куно де Мольтке. Фон
Фрич никогда не давал повода для пересудов. Его образ жизни казался безупречным, но...
кто знает? Наверное, у военных были смутные подозрения, неопределенные опасения, а
также боязнь открыто выступать против гестапо, так как никто не сомневался, что оно
держит в руках нити этого дела. Эта неясность продолжалась несколько дней.
Гиммлер и Гейдрих не желали такой демаскировки. Тем не менее военные еще
пользовались некоторой поддержкой. Вскоре им удалось восстановить исходный пункт
истории: все объяснялось созвучием фамилий. Подлинным виновником был кавалерий-
ский капитан в отставке фон Фритш (а не Фрич). Без труда был найден его дом в
Лихтерфельде-Эст, где он жил уже десять лет, но капитан был прикован к постели
тяжелой болезнью. Его служанка заявила, что люди из гестапо уже приходили 15 января,
то
230