законом США об эмиграции, немецкие евгеники заговорили о необходимости
239
принятия подобного закона в Германии (перед лицом притока в страну евреев и южных
славян). Также немецкие евгеники распространяли среди немцев всевозможные
пропагандистские материалы с графиками и статистикой о затратах на социальную
помощь неблагополучным (вследствие наследственных заболеваний) семьям. О
необходимости устранять «человеческий балласт» еще в 1920 году писали немецкий
юрист Карл Биндинг и немецкий медик Альфред Хо-хе. Они оценивали человеческую
жизнь масштабами затрат на продукты питания, одежду, жилье, отопление и уход.
Нацисты охотно повторяли эти доводы даже в школьных учебниках; потом они первыми
перешагнули порог допустимого, задумав втайне от общественности осуществить
программу эвтаназии. В начале XX века к евгеническим кругам в Германии примыкали
даже социал-демократы; во всех слоях общества находились люди, симпатизировавшие их
идеям. Напротив, в Англии, когда некий лейборист внес законопроект о добровольной
стерилизации наследственно больных, то Сидней Уэбб протестовал, указывая, что это
важное дело не может быть оставлено на усмотрение частных лиц и люмпен-пролетариев.
В отличие от Германии, где ученые с большим энтузиазмом восприняли евгенические
планы, в Англии никакого воодушевления они не вызвали — по всей видимости, евгеника
в силу своего радикализма не подходила консервативным англичанам. В 1929 году
английскими психиатрами было установлено, что различными психическими
расстройствами страдает около 300 тысяч англичан, из которых только 50 тысяч
помещено в лечебницы. Данные статистики произвели сильное впечатление, но в 1931
году британская нижняя палата отвергла закон о стерилизации. Без резких возражений
против евгеники не обошлось и в Германии: в 1923 году профессор Карл Бон-
240
хефер (отец Дитриха Бонхефера, известного деятеля антинацистского Сопротивления)
выступил с резкой статьей, возражая против насильственной стерилизации людей,
родившихся слепыми или глухими, идиотов, эпилептиков, преступников-рецидивистов и
людей, имевших, по крайней мере, двоих внебрачных детей. Мюнхенский психиатр
Освальд Бумке весьма точно заметил, что в дебатах о стерилизации речь идет прежде
всего об арийцах и неарийцах, о долихоцефальных или брахицефальных головах, о
нордической расе и неполноценных людях; но в этих сферах абсолютно ничего
определенного нет, и ложные рецепты и неопределенные теории могут принести только
вред. Бумке далее указывал, что в соответствии с этой логикой нужно убить не только
всех душевнобольных и психопатов, но и инвалидов войны, безработных, пенсионеров и
вдов, которые уже не способны рожать.
Проблемы, связанные с евгеникой, коснулись Германии особенно остро и воспринимались
частью общественности как подлежащие непременному разрешению. Причины этого,
возможно, лежат в ожесточении немцев после Первой мировой войны, усугубленном
позором Версальского договора и потрясениями кризиса 1929 года. После 1929 года
средств для проведения активной социальной политики не хватало, и все чаще
раздавались голоса о необходимости превентивной стерилизации калек (чтобы вос-
препятствовать их воспроизводству и таким образом сэкономить средства для
поддержания здоровых людей, оказавшихся в нищете вследствие кризиса). В Германии
был популярен тезис о том, что в войну действует негативный отбор и погибают лучшие,
а «неполноценные» процветают в тылу (при этом игнорировался тот факт, что в
заключительной стадии Первой мировой войны в немецких психиатрических
241
лечебницах и приютах для калек вследствие систематического недоедания погибло более
70 тысяч человек). Современная война с отравляющими газами и пулеметами привела к
изменению моральных масштабов, чему соответствовало и поведение людей в тылу.
Люди стали забывать, что обязанностью здорового и сильного является помощь слабому и
больному, а не желание выжить за его счет. Даже представители прогрессистов в
Германии в 1914 году высказывались за то, чтобы тратить дефицитные средства не на
душевнобольных и калек, а на здоровых людей, которые могут принести стране пользу.
Такая риторика немногим отличалась от нацистской. После войны наиболее радикальные
публицисты стали призывать к преодолению «устаревшей» иудео-христианской морали и
к возврату к первобытным и здоровым нравам спартанцев, которые убивали больных мла-
денцев и беспомощных стариков.
«Социальная стабильность, во-первых, всегда исходит из того, что любое отклоняющееся
от общепринятых норм поведение представляет опасность для общества и должно
оцениваться как криминальное, неполноценное или даже вырожденческое. Во-вторых,
социум велит настраиваться на работоспособность, чтобы обеспечить себе средства для
проживания. Теперь асоциальное поведение состоит не только в отказе от работы, но и от
размножения». Приблизительно так выглядел главный постулат нацистского общества.
Овладев массами, национал-социализм попытался свести роль отдельного человека в
обществе до минимума. В нацистском государстве отдельная личность ничего не значила,