голос был – как у ангела. Лютню я тебе привезу, и ноты – тоже, так что поиграешь нам
потом».
-А ты бы, внучка, как мы из Лондона приедем, - попросил Матвей, - c Марией моей тоже
позанималась, она петь любить, может, заодно играть научится, пока мы здесь.
-Конечно, - улыбнулась Белла, и, сладко потянувшись, добавила: «Тетя Мэри, а когда вы в
море отправитесь – с кем я фехтовать буду?»
-Да вот с бабушкой и будешь, - рассмеялась Мэри и, помахав рукой дочери, что вышла на
крыльцо, сказала: «Ну, посмотрим, какой там, у Энни обед получился!»
Камыши мягко шуршали под нежным, теплым ветром. «И вот, кузина Мария, - Дэниел
опустил весла, - так мы и попали в Японию. Ну а потом матушка моя и отец встретились, и
уже не расставались больше. Ну, пока…, - он бросил взгляд в сторону церкви и чуть
вздохнул.
Мария подоткнула меховую полость – заснувшая Тео лежала у нее на коленях, - и тихо
ответила: «Я ведь отца своего и не помнила, кузен Дэниел. Он меня видел один раз, как мне
двух лет еще не было, а потом нас в монастырь заключили. А мама мне о нем не
рассказывала, ну, да вы знаете, наверное, что со мной было, вам мистер Майкл говорил….»
Мужчина посмотрел в ясные, васильковые, большие глаза и кивнул. «Самое главное, -
сказал он, - что это все прошло и более не вернется, кузина Мария».
Женщина погладила укрытую кашемировым чепцом голову девочки. Тео что-то
пробормотала, и, зевнув, свернулась клубочком.
-Вы, смотрите, не простудитесь, - Дэниел потянулся и озабоченно поправил соболью накидку
у нее на плечах, - хоть и солнце, но все равно – холодно на реке.
-Солнце, - задумчиво проговорила Мария. «Знаете, кузен Дэниел, я ведь почти всю жизнь его
и не видела – солнца, нас под землей держали. Когда батюшка меня в Копенгаген привез,
мы с ним сначала просто гулять ходили, в гавань, и я помню – стою на солнце, чаек кормлю
и плачу. Не верила я, что такое счастье бывает».
Она обвела глазами тихую, зеленоватую воду Темзы, и вдруг добавила: «Смотрите, лебеди.
Какие красивые!»
-Лебеди, - сонно сказала Тео и заворочалась: «Есть хочу!»
Дэниел улыбнулся и, взявшись за весла, посмотрел на Марию. Одна золотистая коса падала
ей на плечо, волосы были прикрыты коричневым, отделанным бронзовым кружевом,
беретом.
Она опустила руку в воду и рассмеялась: «Еще холодная. У нас в Копенгагене море тоже
холодное, но я все равно люблю по нему шлепать, босиком. А в Джеймстауне теплый океан,
кузен Дэниел?»
-Океан – да, - он привязал лодку к пристани и сказал: «Давайте, я возьму Тео, вам так
удобнее будет».
-Да она совсем маленькая, я справлюсь- Мария ласково посмотрела на зевающую девочку и
протянула ему руку.
-Так вот, - продолжил Дэниел, когда они уже шли по тропинке к дому, - а реки там тоже
холодные, в горах. И быстрые очень.
-Я сама! – потребовала Тео и, очутившись на земле, вприпрыжку бросилась к Энни, которая
подхватила ее на руки.
-Кузен Дэниел, - внезапно сказала Мария, - мне так жаль. Вам, наверное, тяжело, - она
коротко взглянула на него, - вы ведь здесь с вашей женой жили.
-Спасибо, - мужчина помолчал, глядя на дочь. «Тяжело, да, кузина Мария, ну, с осени я в
Дептфорд перееду, при школе буду жить, а сюда – в конце недели приезжать. Потом, как Тео
подрастет…, - он не закончил и улыбнулся: «Ну, до этого долго еще. Пойдемте, а то вы тоже,
наверное, проголодались».
-Я батюшку подожду, - женщина посмотрела ему вслед, и, взяв за руку подошедшего к ней
отца, сказала: «Так хорошо тут, на реке, как в сказке».
-Ну, вот вернемся из Лондона, - Матвей поцеловал дочь в щеку, - и катайтесь, хоть каждый
день. Все, - он повернулся к женщинам, - мыться и за стол, я хочу к вечеру уже в Лондоне
оказаться.
Уже в передней упоительно пахло жареным мясом, и Рэйчел, что спускалась по лестнице,
сказала, завидев их в дверях: «Суп из форели, оленина на вертеле и миндальное печенье,
как у нас в Мехико его делают!»
Мэри и Белла побежали наверх, а Матвей, проводив глазами Рэйчел, что пошла в столовую,
тихо спросил у сестры: «Это, у тебя какие внуки?»
Марфа посчитала на пальцах: «Девятый и десятый, ну, с Полли вместе. И трое правнуков».
-Да, - только и сказал Матвей. «Ну, посмотрим, кого я успею увидеть».
Марфа тонко улыбнулась: «Коли не тянуть с венчанием – так каждый год крестить будете, уж
поверь мне».
Брат только вздохнул, и, ничего не ответив, пошел в умывальную.
Дверь кабинета приоткрылась и Виллем усмехнулся: «Что-то вы там засиделись».
Матвей опустился в кресло и, налив себе вина, ответил: «Сестра моя и Джованни еще с ним,
и не похоже, чтобы закончили. С его отцом так же было – сидишь, думаешь, ну сейчас
пообедаем, а потом делами займемся, а он является, заказывает себе какой-нибудь требухи
и начинает тебя допрашивать».
Виллем раскурил трубку и поинтересовался: «И ребенком он таким же был?»
-А как же, - Матвей покосился в сторону кальяна, что стоял рядом, на столике орехового
дерева и попросил: «Разожги-ка мне, адмирал. Трубки ваши – гадость, а от него хоть пахнет
приятно. А ребенком, - Матвей на мгновение закрыл глаза, - да. Уже, бывало, и дремлет, а
все равно просит: «Синьор Маттео, вы расскажите, чем все закончилось, а то я не усну».