o 0a115616b968c99b

-Конечно, - сглотнув, примеряясь к его шагу, ответила Белла. «Конечно, ваша светлость, ой,

то есть, простите, мистер Джон...

-Ну, вот и славно, - улыбнулся он. «Пойдемте, а то Цезарь, мне кажется, уже нас заждался».

Белла взглянула на его прямую спину в шерстяной, матросской куртке, и, подышав на руки,

сняла с плеча мушкет. «Вот и постреляем, - сказала она тихо. «Увидите, что я меткая. Я вам

пригожусь, мистер Джон, обязательно».

Мистрис Доусон зажгла высокие, бронзовые канделябры вдоль стен гостиной, и,

устроившись в кресле рядом с миссис Стэнли, шепнула: «Как девочки-то хорошо играют, в

четыре руки, прямо вспоминаешь миссис Тео покойную и Марту. А не опасно для миссис

Рэйчел играть?»

-Что ж тут опасного? – рассмеялась акушерка, отпив кофе из серебряной, изящной чашки.

«Как раз хорошо, видите, она и гуляет, и музыкой занимается, даже из лука сегодня

стреляли...

Девушки закончили играть, и Констанца, первой захлопав в ладоши, сказала: «Очень, очень

красиво. И ты, Рэйчел, всего за неделю так научилась?»

Белла взяла тетю за руку, и, поднявшись, чуть поклонившись, сказала: «Рэйчел очень

способная. И кузина Мария, - она улыбнулась, - тоже, так, что дедушка Мэтью, вам надо

купить верджинел, обязательно!»

-Купим, купим, - усмехнулся Матвей, что сидел, откинувшись на спинку кресла, держа в руках

бокал с вином.

Мияко взглянула на лютню, что лежала рядом с верджинелом и вдруг шепнула мужу:

«Сэнсей, а ведь я в детстве училась на биве играть, и меня хвалили. Я, наверное, уже и

забыла все, но, если попробовать...

Джованни ласково коснулся губами маленькой, пахнущей вишней руки. Он тихо сказал: «Я

следующей неделей тебе привезу такую, любовь моя. И Аниту тогда сможешь научить,

Белла сегодня с ней занималась, сказала, - у нее хорошо получается».

Он посмотрел в темные, играющие золотыми искрами в огнях свечей глаза жены, и добавил:

«Ты самая красивая женщина на свете, ну, да ты и сама это знаешь». Мияко чуть покраснела

и вздохнула: «Если бы вам еще не надо было ездить, сенсей...»

-До осени никуда не поеду, - пообещал Джованни. «Буду сидеть дома, переводить,

подстригать розы, а ты мне будешь носить чай».

Мияко только улыбнулась и на одно мгновение, быстро, незаметно, прижалась губами к его

щеке.

Белла села в кресло, и, взяв лютню, пробежавшись пальцами по струнам, решительно

сказала: «Я вам спою одну песню, испанскую. Рэйчел ее тоже знает. Называется: «Цветущая

роза», - она склонила коротко стриженую, каштановую голову и добавила: «Я ее выучила в

таверне, когда за крышу и еду пела. А потом, в Порт-Рояле, когда я ее играла, все плакали».

Девушка на мгновение прикрыла изумрудные глаза и добавила: «Там такие слова. Роза

цветет в мае, а моя душа томится, страдая от любви к тебе».

Рэйчел потянулась губами к уху мужа, что сидел рядом с ней на кушетке, и сказала: «Я там,

в Новом Свете, смотрела на тебя, и об этой песне думала».

-Я тебя люблю, - нежно ответил ей Питер и, взглянув на племянницу, подумал: «Как глаза у

нее блестят. Слезы там, что ли? Да нет, с чего бы?»

Белла глубоко вздохнула и стала играть.

Сидя в кабинете, он услышал через приоткрытую дверь нежный, высокий голос, что

доносился из гостиной:

La rosa enflorese

En el mes de mai

Mi alma s'escurese

Sufriendo del amor, - пела девушка.

Джон, отложив бумаги, и поднялся. В полутьме ее глаза сверкали чистым изумрудом, и

Белла, вдруг, подняв голову от лютни, посмотрела на него – прямо. Он чуть улыбнулся, и,

закрыв дверь, подойдя к окну, долго стоял, просто любуясь огненным, холодным закатом над

равниной, что уходила вдаль – без конца и края.

С реки доносился плеск воды и восторженные крики детей. Констанца поднялась вверх по

склону, и, отдышавшись, сказала: «Все, теперь пусть Джон и Энни с ними возятся, а то они

завтра отплывают. Ты едешь их провожать?»

Белла кивнула. Она сидела на расстеленной по сухой траве шали, глядя на реку. Констанца

опустилась рядом и усмехнулась: «Я смотрю, уже который день одни и те же люди на лодке

катаются».

Девушка мимолетно улыбнулась, положив голову на колени. «Мне Энни рассказывала, какая

Мария раньше была. Ну, еще четыре года назад, как мой отчим и дедушка Мэтью их из

монастыря спасли».

-Да, - Констанца приставила ладонь к глазам и посмотрела на реку, - мой отец ведь тоже – в

тюрьме сидел. Но взрослым человеком, ему там и писать можно было, и людей он видел,

дядю Джованни, он тогда еще священником был. А с Марией, - девушка поежилась, - даже

не представляю себе, как это – всю жизнь под землей.

-Зато сейчас у нее отец есть, - тихо ответила Белла, и Констанца, забеспокоившись, обняла

ее: «Ну что ты. Я ведь тебе говорила – я тоже папу не знала, мы только писали друг другу…

И Мирьям…

-Вы писали, - Белла глубоко, тяжело вздохнула. «И Мирьям до семи лет с ним жила. И с

мамой своей. А я только и помню, что у мамы были зеленые глаза, и от нее розами пахло. И

кимоно свое помню, с бабочками. А потом – все».

Констанца нашла ее изящную, с жесткой ладонью руку и крепко сжала. «Я знаю, - сказала

Констанца. «Знаю, как это. Я ведь и сама, - губы девушки искривились, - хоть лучше папы