и начинайте там, - мужчина махнул рукой на улицу, - народ поднимать, чтобы к следующему
лету мы этих мерзавцев уже выбили отсюда».
Роберт внимательно посмотрел на зятя, и заметил, что тот чуть покраснел.
- А Шуйский где? – спросил он.
- Под Тулой, с отрядом своим бродит, - Федор выпил. «Братья его, сам знаешь, самозванцу
присягнули. Ну, ничего, я к нему надежного человека отправил, скоро князь тут будет,
попробуем город-то растревожить – авось и получится».
- Ты вот что, - Федор помолчал, и протянул зятю сложенную грамоту, - Ксении Борисовне
передай сие, в тайности. Я тут о Лавре ее предупреждаю, чтобы не сомневались они, не
боялись. Ну, с Богом, езжайте, - мужчины обнялись и Роберт ушел.
Федор высунулся в окно, и посмотрел на золотистый закат. На соборе Зачатия святой Анны
бил колокол – гулко, размеренно. Опускаясь на широкую, чуть затрещавшую под его
тяжестью лавку , он смешливо подумал:
-Ксению бы сюда, под бок. Забрать бы ее с усадьбы, прямо сейчас, хоть бы одну ночь вместе
побыли. А потом что? Я тут головой рискую, незачем ее во все это тащить. Пусть в Лавре
сидит, успею ее своей сделать, - он привалился головой к бревенчатой стене и выругался
сквозь зубы. «И угораздило же тебя, Федор Петрович, на старости лет, а?».
Он заставил себя не вспоминать Ксению и, потянувшись за чернильницей и пером, стал
писать. Закончив, он перечитал, и сказал: «Неплохо получилось. Коротко и ясно. Сейчас
сядем с Никифором Григорьевичем, хоша с пять десятков перебелим, и пусть мальчишки его
до рассвета по округе разбросают. Не одному пану царевичу, - Федор выматерился, -
подметные письма составлять».
Он плеснул в лицо водой, пригладил рыжие кудри, и, натянув кафтан, - спустился вниз.
-Жив, значит, Федор Петрович? – тихо спросила Ксения, стоя на крыльце усадьбы
Годуновых. «Вы же к нему ходили, да?»
- Жив, и здоров, - Роберт рассмеялся, - однако же, не след, ваше высочество, о сем говорить
кому-то. Ну, да и не скажете вы. Вот, он вам насчет Лавры пишет, потом сожгите,
пожалуйста».
Ксения Годунова приняла грамоту и, поклонившись, сказала: «Мы уж и собрались, Роман
Михайлович, дядя велел лошадей закладывать».
- Хорошо, - улыбнулся Роберт, и, посмотрев на ночное небо, подумал: «Опять тихо как
вокруг, не нравится мне это. Господи, только бы до Лавры доехать без неприятностей».
Он ушел, а Ксения, взбежав к себе в светелку, наложив на дверь засов, при свете единой
свечи развернула записку. Девушка вдруг прижала ладонь к сарафану – сердце бешено
колотилось, она едва дышала.
- Милая моя Ксения! – прочла она, и вдруг, почувствовала, как по ее щекам текут слезы.
«Милая моя Ксения!», - повторила девушка, и пробормотала: «Господи, да за что мне
счастье такое!».
«Езжай с матушкой в Лавру и ничего не бойся. Как я дела на Москве закончу, я вас оттуда
заберу, и отправимся в Ярославль. Что потом случится, – один Господь ведает, - тут перо
остановилось, - но помни, - продолжил он, - мне без тебя – не жить. Как разобьем
самозванца, так и будем думать, что дальше делать, а пока – жди меня, я за тобой вернусь.
Вечно твой, Федор».
«Мне без тебя не жить, - прошептала Ксения и, перекрестившись, сказала: «Спасибо тебе,
Господи».
Она, было, хотела спрятать грамоту в шелковый мешочек, что висел рядом с нательным
крестом, но потом строго одернула себя: «Нельзя! А если в чужие руки попадет? Не след
никому знать, что он на Москве остался».
Девушка поднесла бумагу к свече, и, растоптав серые хлопья по полу, - быстро сбежала
вниз.
Рубец свесил голову с крыши дома, что стоял напротив усадьбы Годуновых, и, оглядевшись,
сказал Болотникову:
- Все же молодец ты, что юродивого в этой церковке напротив, посадил. Да я и сам слышу –
у них там коней закладывают. Давайте уже, к воротам, что ли, как раз они их откроют – мы и
зайдем. И помни – Годуновых только руками душить, а с остальными, - князь рассмеялся, -
что хотите, то и делайте.
- Сделаем, - сказал себе Болотников, спускаясь по веревке с крыши, - и я еще Рахмана-
эфенди поспрашиваю, куда он ходил по вечерней прохладе.
Ворота распахнули изнутри, и несколько десятков вооруженных человек обступили два
невидных возка.
- Мама, - тихо спросила Энни, увидев, как распрягают их лошадей, - что это за люди?
Леди Мэри искоса взглянула на двор и, бросив один взгляд в сторону Ксении, на бледное, с
расширившимися глазами лицо, спокойно сказала: «Я тут, рядом, ваше высочество».
Женщина увидела, как дочь тянется за своим сундучком и велела: «Достань кинжал,
Аннушка, но спрячь его, и никому не показывай».
На дворе трещали факелы, и было тихо, - так тихо, что слышно было, как хрипит от боли кто-
то из раненых холопов Годуновых.
- Это князь Масальский, - Ксения на мгновение взглянула в окошко. «Тот, что в прошлом году
самозванцу Путивль сдал. Марья Петровна, что же с нами будет-то? – темные глаза Ксении
набухли слезами и девушка подумала: «А Федор? Даже если сбежать удастся, где его искать
теперь? Роман Михайлович ведь не сказал мне, где они виделись».
Леди Мэри достала изящный, по женской руке сделанный пистолет, и, проверив порох, тихо