Читаем o 41e50fe5342ba7bb полностью

«Австрийская литература», «канадская литература» и пр.; «однакоже горю- хинцу

легко понять россиянина, и наоборот».

375


З А П И С И и в ы п и с к и

Амплуа О. Седаковой звонили: «Нам для подборки молодых поэтов нужен

реалистический мужчина и тонкая женщина — не посоветуете

ли?»

Апокалипсис каждому поколению хочется, чтобы история кончалась именно на

нем. Конец света был в 1932/33 г. — по пророчеству полковника

Бейнингена, которого в 1910 г. сходились слушать чиновники и

мастеровые, женщины в платочках и в широких шляпках; или

даже в 1912, когда Пасха совпала с Благовещеньем, как

говорили иоанниты (А. Пругавин, Зав. 1913, 5). «Можно ли

писать после Аушвица? Так, вероятно, говорили: можно ли

писать после гибели Трои?» (Сказала Т. Толстая.) А вот можно

ли писать до Аушвица?

Аппроксимация — называется официальное снижение требований в школьной

программе по иностранным языкам. «По-русски это значит не

знаем и не будем».

Арум в «Елене» Пастернака («сухотный корень, аронова борода, змей-

трава») — от «ядовитого арума» у 3. Гиппиус в «Цветах ночи».

О. Кушлина нашла его изображение в книге тех лет о комнатном

цветоводстве: початок очень фаллического вида.

Азимут «Зюганов как теоретик блудит по всем азимутам», сказал Горбачев в

телеинтервью «Итоги» в марте 1996. — Ср.: «Это было, когда

наше кино находилось в эпицентре своего падения вниз», —

сказал Э. Рязанов, тоже по телевизору.

Апрель «Надо же быть иногда дежурным по страданию» (Б. Зубакин, Немир. 175).

Ад L'enfer c'est l'autre оборачивается для меня L'enfer c'est moi, потому

что не может же быть адом такой большой, устроенный, нерушащийся мир. Конечно, он хорош, только пока не под

микроскопом, пока не видишь, как мошки пожирают мошек, а

кислоты и щелочи грызутся друг с другом. Но себя- то я вижу

только в микроскоп.

Сыну приснился сон про меня. Я иду на медведя, но больше всего стараюсь не сделать

ему больно. Я нащупываю ему сердце, а он тем временем мотает на лапу мои кишки.

Я его такиубил, но после этого понятным образом оказался в санатории «Омега■>,где написал машинописный роман. В предисловии сообщается, что четные гпавы я

писал выздоравливая, а нечетные в бреду, и чередуются они для разнообразия. И что в

романе много самоубийств, но на разных языках (NNудавился по-русски, а другие —

следуют фразы латинская, испанская, немецкая...), поэтому не надо удивляться, что

иные, умерев на одном языке, продолжают жить на других, итд.

Аромат Архив В. Розанова хранился в Сергиеве у Флоренского, «который

распорядился вынести его в сарай, говоря, что он не

выносит аромата этих рукописей» (РГАЛИ, 1458,1,78, Д Усов —

Е. Архиппову).

Анкета (РГГУ) Причисляете ли себя к какой-нибудь научной школе? — Нет. —

Считаете ли кого-нибудь своим учителем? — Загроб- но: Б. И.

Ярхо («простите за цветаевский стиль»). В следующий раз

376


напишу: Аристотель.

Анти «Духовность при желании можно видеть везде: в черной избе она

для одного есть, для другого нет, в древней Руси для сла-

вянофилов есть, для западников нет. Это просто такое ан-

тибранное слово».

Ars Вырождение artis moriendi. Полис не допускал человека до страха

смерти — приучал отдавать жизнь за дом, род, город и пр.; полис пал — стоики учили умирать за мировой закон итд. Лишь

в новое время нестыдным становится страх смерти, как потом

нестыдным становится обнажение секса итд. Стыдным

становится стыд?

Аптека Взорванная статуя Николая II под Мытищами — работы Клыкова, к

100-летию Ходынки («если бы у нас в Персии случилась

Ходынка, шах должен был бы отречься», говорили Юрию

Терапиано) — была удивительно похожа на аптечную бутылку с

короной-пробкой и мантией-сигнатуркой.

Анестезия Статьи, которые я писал к переводам античных поэтов, должны были

анестезировать от их качества.

АНЕСТЕЗИЯ. Ко мне пришла чужая аспирантка с диссертацией о ритмике русской,английской и др. прозы в свете экзистенциализма. Я уклонился: «экзистенциализм —

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых харьковчан
100 знаменитых харьковчан

Дмитрий Багалей и Александр Ахиезер, Николай Барабашов и Василий Каразин, Клавдия Шульженко и Ирина Бугримова, Людмила Гурченко и Любовь Малая, Владимир Крайнев и Антон Макаренко… Что объединяет этих людей — столь разных по роду деятельности, живущих в разные годы и в разных городах? Один факт — они так или иначе связаны с Харьковом.Выстраивать героев этой книги по принципу «кто знаменитее» — просто абсурдно. Главное — они любили и любят свой город и прославили его своими делами. Надеемся, что эти сто биографий помогут читателю почувствовать ритм жизни этого города, узнать больше о его истории, просто понять его. Тем более что в книгу вошли и очерки о харьковчанах, имена которых сейчас на слуху у всех горожан, — об Арсене Авакове, Владимире Шумилкине, Александре Фельдмане. Эти люди создают сегодняшнюю историю Харькова.Как знать, возможно, прочитав эту книгу, кто-то испытает чувство гордости за своих знаменитых земляков и посмотрит на Харьков другими глазами.

Владислав Леонидович Карнацевич

Словари и Энциклопедии / Неотсортированное / Энциклопедии