Читаем o 41e50fe5342ba7bb полностью

всегда может полететь, куда ему угодно, — и что получится?»

Ребенок эгоцентрически спрашивает для чего солнце? — взрослый спрашивает почему

Детерминизм

солнце? Но от вопроса «для чего Пушкин?» к «почему Пушкин?» переходит только

филолог — и даже не всякий филолог. Большинство успокаивается на ответе: «чтобы

он мне нравился».

Свисток считает, что он свистит, Сержант считает, что он

свистит, Закон считает, что он свистит.

Л Вознесенааш

Почему у нас поэты читают нараспев, а на Западе — как прозу? Может быть, и тут и

там это реакция на театральное чтение. У нас в XIX в. актеры читали стихи, как прозу, у них — скандировали по-классицистически; а в XX в. поэты стали от них

отталкиваться, каждый от своих. У нас они переучили актеров — по крайней мере, к

Декламация

послевоенному времени; кажется, и на Западе тоже?

Дети Альбрехт сказал: «Наше поколение дважды бито: сперва отцами, потом детьми. Впрочем, за одного битого... как это?»

393


З А П И С И и в ы п и с к и

Дети «Родители, берегите детей от себя. На том свете с вас спросится за

неуважение не к предкам, а к потомкам». Чей-то риторический

вопрос: а что потомки сделали для нас? — «То, что они вас

заменят».

Дети («Шпет в Сибири», 235.) М. А. Петровский подписал отказ от

оговоров на допросе, а Габричевский — нет, Шпет объяснил:

«потому что у Габричевского нет детей, не перед кем будет

стыдиться» (обычно наоборот, дурное оправдывали: «боялся за

детей»). Впрочем, у Ярхо детей не было, а вел он себя хорошо.

Демократия «Греческие цитаты без переводов — это недемократично по

отношению к читателю», сказали Аверинцеву.

Для

При Пушкине «писать для себя — печатать для денег» можно было одни и те же вещи, теперь только разные.

Для

Л. Баткин сказал: «Вам было бы грустно в Ферраре: дом Арио- сто заперт, забит, стекла выбиты — не то что дом Петрарки с зеленым садом, где хозяин словно только

что вышел». — Что вы, я бы только радостно укрепился в ощущении, что классики

писали не для нас, итд.

«Натуралисты показывают человека, как дерево прохожему, реалисты, как дерево —

Дерево

садовнику». Брехт.

Деррида

Крученых назвал бы грамматологию: «Бунт букв».

Христос как бог, из машины пришедший вызволять запутавшееся человечество, и что

Deus ex machina

из этого получилось?

Уныние как грех: Лотман вспоминает пословицу «на печального и вошь лезет»

Душегрейка

(Письма, 565).

Я при стихе врач, а не духовник: выдаю справку о теле, а не о душе; но без меня тело

Дух

вымрет и душа испарится.

Духовенства

в России 1851г. было 280 тыс., а купцов трех гильдий 180 тыс.

«Если есть жестокие романсы о любви, почему бы не быть жестоким романсам и о

Духовные стихи

смерти?» (доклад С. Е. Никитиной).


DIES1RAE. Эту секвенцию я перевел очень давно, когда наш античный сектор ИМЛИ

высш/сивал антологию<•Памятники средневековой латинской литературы-), амо-

жет быть, и раньше. Кажется, этот перевод уже использовался где-то в театрах,но напечатать его ни разу не случилось. Видимо, здесь для него лучшее место.

394


VII

1. Оный день Господней сипы

Будь же путь Твой небесплодным

Выжжет все, что есть, что было, —

Рек Давид, рекла Сивилла.

11. Боже праведного мщенья,

В день последнего свершенья

2.0, какою дрогнет дрожью

Удостой нас отпущенья.

Мир, почуяв близость Божью,

Что рассудит правду с

12. Жду я, Боже, приговора,

ложью!

Лоб мне жжет клеймо позора, —

Будь молящему опора.

3- Трубный голос дивным звоном

Грозно грянет к погребенным, Да

13- Ты склонил к Марии взгляды,

предстанут перед тронам.

Рек злодею речь пощады,

Мне блеснул лучам отрады,

4- Персть и смерть бессильна будет,

14- Чаю,

низкий

и

Тварь восстанет, звук понудит Дать

презренный: Благом Божьим

ответ тому, кто судит.

покровенный, Да избегну мук

геенны.

5-Разовьется длинный свиток, В коем

тююсий преизбыток Всей тщеты

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых харьковчан
100 знаменитых харьковчан

Дмитрий Багалей и Александр Ахиезер, Николай Барабашов и Василий Каразин, Клавдия Шульженко и Ирина Бугримова, Людмила Гурченко и Любовь Малая, Владимир Крайнев и Антон Макаренко… Что объединяет этих людей — столь разных по роду деятельности, живущих в разные годы и в разных городах? Один факт — они так или иначе связаны с Харьковом.Выстраивать героев этой книги по принципу «кто знаменитее» — просто абсурдно. Главное — они любили и любят свой город и прославили его своими делами. Надеемся, что эти сто биографий помогут читателю почувствовать ритм жизни этого города, узнать больше о его истории, просто понять его. Тем более что в книгу вошли и очерки о харьковчанах, имена которых сейчас на слуху у всех горожан, — об Арсене Авакове, Владимире Шумилкине, Александре Фельдмане. Эти люди создают сегодняшнюю историю Харькова.Как знать, возможно, прочитав эту книгу, кто-то испытает чувство гордости за своих знаменитых земляков и посмотрит на Харьков другими глазами.

Владислав Леонидович Карнацевич

Словари и Энциклопедии / Неотсортированное / Энциклопедии