o 746a5c7ff3383046

быть, он догадался, что я с ужасом думаю о предстоящей речи, которая должна

заставить меня пережить мало лестного для моего самолюбия.

-- Ну, этого-то госпожа Цевловская, конечно, не боится,-- возразил Слепцов, не

скрывая иронии.-- Она твердо помнит, что находится в культурном обществе, где

подобные вещи немыслимы!..

-- Отчего это, Петровский, вы при обращении к Цевловской всегда прибавляете

особые словечки и выражения, какие-то насмешечки?.. Не от того ли, что она самая

юная из нас и самая робкая? -- сердито обратилась к нему Верочка.

-- Сознаюсь откровенно,-- отвечал "Экзаменатор" как-то по-детски наивно, не

обращая ни малейшего внимания на то, что все это говорится в моем

присутствии.-- Когда я вижу Цевловскую во всем блеске ее комильфотности, мне

так и хочется поддразнить ее... Конечно, это глупо с моей стороны! Простите и

слушайте...

Я думала, что за этим последует пункт первый, пункт второй и при каждом из них

перечень содержания, причем! Петровский начнет загибать пальцы. Я решила, что

на этот раз этих пунктов будет так много, что ему не хватит всех его десяти

пальцев, но обманулась,-- он начал речь, которую закончил так: "Первая задача

современного человека -- направлять свои силы на то, чтобы на нашей злосчастной

родине поменьше слез проливалось, вторая -- пробивать бреши в китайской стене

русского невежества и предрассудков, третья -- обличать злоупотребления в

общественной жизни и индифферентизм к общественному делу".

Хотя вначале я была польщена возлагаемою на меня миссиею, но, когда было

высказано все то, что требовалось от меня, я страшно перепугалась и нашла, что

такая задача не по моим силам, а при одной мысли о необходимости обличения

кого бы то ни было меня охватывал просто какой-то ужас. Мне казалось, что во

всем этом я обязана открыто сознаться сию же минуту, высказать все это во

всеуслышание, иначе я воровски воспользуюсь доверием окружающих,

сознательно дам о себе превратное представление, как о личности более сильной,

развитой и смелой, чем я была в действительности. Я решила, что страх, который

меня разбирает при мысли о возложенной на меня миссии,-- подло утаивать, так

как он доказывает во мне присутствие рабских чувств, особенно унизительных для

современного человека. Но как же заговорить публично, как вынести устремленные

взгляды двадцати -- тридцати человек, когда даже при одной мысли об этом я, как в

лихорадке, тряслась с головы до пят и спазмы сжимали мне горло? Как раз в эту

минуту мимо меня проходили Очковская и Ваховский, и я решила во всем

сознаться им и просить совета. Ольга Николаевна схватила меня за руку и усадила

между собой и Николаем Петровичем. На мое путаное признание мне отвечали

дружным смехом. В эту минуту перед нами остановился Слепцов: из последних

слов он, по-видимому, понял, в чем дело.

-- А что, тяжела ты, шапка Мономаха?4 -- заметил он, улыбаясь.

-- Да что вы так трагически все принимаете? -- успокаивала меня Ольга

Николаевна, ласково гладя меня по руке.

-- Ведь эта "трагедия" и произошла оттого,-- заметил Николай Петрович,-- что сия

девица решила серьезно выполнять наималейшие требования, возложенные на нее,

то есть ни более ни менее, как сразу изменить допотопные взгляды крестьян и

дворян всех полов и возрастов...

-- Но ведь я же должна заявить, что не способна на такую деятельность?

Они опять рассмеялись моей наивности, а Ваховский добавил:

-- В таких самообличениях нет никакой надобности! Обучайте безграмотных --

это, конечно, необходимо для каждого, читайте, серьезно учитесь и в конце концов

сами Увидите, что можете еще сделать для пользы окружающих вас.

В то время когда мы в сторонке рассуждали между собою, собравшиеся уже

разбились по группам.

-- Довольны ли вы, господа нигилисты, вашею новою кличкою, которую вам дал

самозваный ваш крестный папаша Тургенев, и вашим представителем Евгением

Васильевичем Базаровым?5

При этом вопросе Прохорова все присутствующие сразу заговорили, зашумели,

заспорили, а через несколько минут уже вскочили со своих мест и сбились в кучу.

Слова и выкрики, раздававшиеся здесь и там, преисполнены были злобы и

негодования: "Весь роман -- сплошная гнусная карикатура на молодое поколение!"

-- "Это презренный пасквиль!" -- "Он (Тургенев) не имеет ни малейшего понятия о

молодом поколении!" -- "Еще бы: сидит за границею, услаждается пением своей

Виардо и перестал понимать, что делается в России!" -- "Эстетики в конце концов

всегда превращаются в обскурантов, клеветников, гасителей просвещения,

гонителей всего честного, порядочного и молодого!" -- "Они ненавидят молодое

поколение за то, что оно требует не только слов, но и дел." -- "Трудно сочинить

большую клевету: Базаров, этот представитель молодого поколения, обжора,

пьяница, картежник, который еще бахвалится своею пошлостью и даже в ней

пасует!" -- "Он представлен пошлым самцом, который не может оставить в покое

ни одной смазливой женщины!" -- "Кто из нас опивается шампанским, кто