o 746a5c7ff3383046

капризы хозяев, как людей, более избалованных судьбою, тем не менее комфорт,

красивая обстановка, возможность получше принарядиться так ценились, что почти

каждая бедная девушка стремилась попасть к богачам. В эпоху же господства

демократических идей этого не искали, а прежде всего старались избегать

малейшей тени зависимости, а потому места гувернанток и компаньонок брали

только в крайней нужде.

Роман "Что делать?" породил множество подражаний и попыток устроить свою

жизнь, избрать деятельность точь-в-точь такую, какою она является у действующих

лиц названного произведения. Уже само по себе рабское подражание кому бы то ни

было в общественной деятельности, семейной жизни, в поступках или словах

говорит о людях весьма юных, мало думающих, незнакомых с жизнью, не

научившихся еще углубляться в ту или другую идею, проникаться ее духом и

сущностью, а не формою. И действительно, многие в то время, получив жалкое

образование, не могли разобраться в слишком большом грузе идей, сразу пущенных

в оборот. Особенно нелепым выходило подражание лицам, выведенным в романе,

преследующем свей особые цели и задачи. А если вспомнить, что некоторые имеют

склонность еще утрировать все, чему подражают, то можно себе представить,

какими уродливыми выходили эти заимствования, примененные к живой

практической действительности! Сталкиваясь с курьезами в жизни молодого

поколения, многие обвиняли в этом роман "Что делать?", который был тут ни при

чем; обвиняли и все движение этой эпохи, совершавшей великое дело обновления

русского общества. Правда, иное неразумное и непродуманное применение новых

идей и рабское подражание действующим лицам романа "Что делать?" приносили

иногда немалый вред, но в то же время они вызывали и всестороннее обсуждение:

постепенно острые углы сглаживались, а новые принципы мало-помалу

всасывались в кровь и плоть русского человека.

"Если Вера Павловна,-- рассуждали не по разуму ретивые поклонницы романа,--

смотрит, как на унижение, когда мужчина целует руку у женщины, то еще более

унизительно для детей целовать руку у родителей, называть их "папа" и "мама",--

все это напоминает помещичий деспотизм, когда даже ласки предписывались

детям". И вот целование руки выведено из употребления, мать и отца дети должны

называть по именам. Случалось, что мать, отучившая детей от ласк, как от

излишней слезливости и сентиментальности, приучившая называть себя Сашею

или Машею, вдруг делалась свидетельницею того, как дети ее "отсталой от

современной жизни" знакомой, которую она осуждала за консерватизм, с глазками, блестевшими радостью и восторгом, бросались к ней с криком: "мама", "мамочка",

"мамуля"!.. и покрывали горячими поцелуями ее шею, глаза, руки, лицо... Женщина

с могучим инстинктом материнства не могла равнодушно пройти мимо такой

сцены. Вообще, скоро многим матерям пришлось сознаться, что они не в состоянии

подавить желание слышать заманчивое для слуха женщины слово "мама", и

громадное большинство очень скоро уничтожило этот, только что введенный,

обычай.

Требование, предъявляемое женщине,-- иметь свой самостоятельный заработок,--

многими понималось в начале крайне односторонне. Я не буду говорить о тех,

тяжелое материальное положение которых вынуждало и мужа и жену брать занятия

вне дома. Но даже там, где муж или отец зарабатывали достаточно для скромного

существования, все же требовалось, чтобы женщина вносила в общий семейный

бюджет и свой собственный заработок. В первое время на практике это

осуществлялось нередко весьма нелепо, иной раз даже не без вреда для членов

семьи.

Для примера возьму обычную интеллигентную семью: муж -- учитель,

профессор, писатель или служащий в каком-нибудь частном учреждении; он с утра

до пяти-шести часов находится вне дома или у себя за рабочим столом напряженно

работает. Жена на уроке,-- ее тоже нет до обеда. Бросить детей на руки кухарки при

большой семье, едва справляющейся с собственными обязанностями, немыслимо.

Чтобы заменить себя (няни в то время были поголовно безграмотные), мать

семейства вынуждена была на время своего отсутствия нанимать приходящую

грамотную девушку, вознаграждение которой нередко назначалось немногим

меньше того, что она сама получала. Но родная мать могла лучше приноровиться к

детям, более изучила индивидуальность каждого из них, умела говорить с ними на

более понятном для них языке, наконец, оставаясь дома, имела возможность

присмотреть за хозяйством. Если же ей приходилось возвращаться домой только к

обеду утомленною от работы и ходьбы, она уже не в состоянии была заниматься ни

с маленькими детьми, которые по вечерам обыкновенно переходили на ее руки, не

могла следить и за своими старшими детьми, обучавшимися в школе. В отсутствие

матери отцу, если работа привязывала его к письменному столу, то и дело

приходилось отрываться, чтобы улаживать детские ссоры и недоразумения с

учительницею. Одним словом, домашний порядок и хозяйство сильно страдали от

отсутствия хозяйки дома. Все знакомые мне в то время отцы семейств страшно

возмущались вновь заведенным порядком. Жены нередко и сами сознавались