o a3f5f3fb25c31a8f

Решили ожидать представителя на привокзальной площади. Свалили мешки в кучу и стали

ждать. Двадцать минут тянулись долго. Наконец на площади остановилась машина. Из нее

вылез человек с огромным портфелем в руках. Его узнали. Это был хорошо знакомый многим

старый работник кадров Гуртов. Он обнимал нас, жал руки, искренне радовался нашему

возвращению. Когда кончились приветствия, мы попросили Гуртова рассказать о наших семьях.

— Предвидел, товарищи, что это будет первым вопросом, и захватил с собою все материалы, —

сказал Гуртов, вытаскивая из портфеля списки. — Ну, прежде всего, когда мы узнали, что вы

захвачены немцами и менять вас они не собираются, то сразу же вашим семьям начали

выплачивать хорошие пенсии, пароходство помогало как и чем могло. И эвакуировали, и

продовольствием помогали тем, кто оставался в Ленинграде, и обратно вызовы оформляли,

работу подыскивали… Так что не думайте, что они были забыты.

Нет, о вас все время помнили, да сделать ничего не могли. Ну, а теперь по алфавиту буду давать

справки.

Гуртова окружили, Я слышал, как он говорил: «Все живы… Были в эвакуации.», Вернулись в

Ленинград… Отец погиб в блокаду…»

Чем ближе подходила моя очередь, тем неспокойнее становилось на душе, тем больше росло

волнение.

— Ну, а о твоих, — осторожно проговорил Гуртов, обращаясь ко мне, — мы до сорок

четвертого года имели сведения… Да ты не волнуйся, не волнуйся!

Все были живы. Пенсию регулярно получали, а вот с сорок четвертого связь с твоей семьей

прервалась. Знаем, что эвакуировались из Ленинграда. Все было хорошо. Приедешь, может все

на месте будут…

Проведя в Москве сутки и встретившись с министром морского флота Ширшовым, мы поехали

в Ленинград.

…Ленинград… Поезд замедлил ход и подошел к перрону. В окна вагона заглядывали люди в

морских фуражках, женщины, дети. Кто-то закричал: «Валя!»— и бросился к выходу. Мелькали

знакомые лица работников пароходства, моряков, на перроне кто-то плачет, кто-то бьется в

истерике, кто-то возбужденно смеется. Целуются, жмут руки… В вагон врывается высоченная

фигура в капитанском кителе.

— Вот где ты! Что же ты не идешь?! — кричит человек, и я попадаю в крепкие объятия. Это

старый друг Женька Мартынцев. По его щекам текут слезы, по моим тоже. — Иди, иди, —

подталкивает меня Женька. — Там тебя ждут.

Я выхожу на перрон и ищу глазами своих. У стены вокзального здания в голубом выцветшем

платье стоит жена. К ней жмется незнакомый худенький мальчик. Мой сын. Мамы нет…

Мы возвратились домой такими же, какими были четыре года назад — сплоченными командами

шеста советских судов, правда поредевшими, но еще крепче спаянными, готовыми по первому

приказу снова выйти в море. Скоро мы встретились с Игорем Маракасовым, Жорой Леоновым,

Сашей Сементовским, Каким-то чудом, так же как и трем помполитам — Антонову, Купровичу

и Пучкову, — им удалось вырваться из лагерей смерти Дахау и Маутхаузена. Три помполита —

Гребенкин, Зотов и Шимчук — погибли.

Многие моряки не вернулись на Родину. Они никогда не встанут на палубу судна, не увидят

родного моря… Они остались лежать там, за стенами замка, на чужой земле… Никто не найдет

их могил, кроме тех, кто их хоронил, опускал своими руками клетчатые мешки в жидкую грязь,

кто уронил последнюю слезу, понуро возвращаясь в лагерь с пустой мусорной телегой. Но мы

помним их.

Часть третья.

Корабль идет дальше

«Аскольд»

Мы вернулись из Германии в 1945 >году. Вернулись все, кто остался в живых.

Встретили нас в Ленинграде как родных. После объятий и приветствий повезли на дизель-

электроход «Балтика», где интернированные должны были пройти карантин. Там мы окунулись

в сказочную обстановку комфортабельных ванн, уютных кают, ковров и мягкой мебели. И это

после железных нар Вюльцбурга! Настроение было отличное. Кошмар кончился. Впереди

лежало желанное море и далекие плавания.

Вскоре многих из нас одели, выдав форменные костюмы, белье, ботинки, пальто. Вещи

добротные, хорошо сшитые.

После основательной проверки моряков, возвратившихся из Германии, постепенно стали

посылать на суда.

Начальник Балтийского пароходства И. М. Корабцов, пропустив меня через строгий

«техминимум», предложил занять место капитана на небольшом новеньком пароходе «Зоя

Космодемьянская». Его недавно получили от финнов. Но я посчитал, что еще не готов к этой

почетной и ответственной должности. Все-таки четыре года я не поднимался на мостик,

капитаном еще не плавал и начинать свое «капитанство» сразу после гитлеровской тюрьмы мне

казалось преждевременным. Надо освежить в памяти все старое, познакомиться с теми

новинками, что пришли на флот за годы войны, и вот тогда…

Поблагодарив Корабцова за лестное предложение, я сказал, что предпочел бы еще поплавать

несколько месяцев старпомом. Начальник одобрительно кивнул головой.

— Ну, ладно. Тогда подбирай судно сам.