за всех». Это означало, что когда на судне не было меня, то многие обязанности старпома мог
квалифицированно выполнить второй, а если отсутствовал он, то за груз можно было не
беспокоиться — все сделают третий или четвертый помощник. Такая система исключала
формальное отношение к службе. «Это, мол, дело старшего, а это знает только второй, а это
третий». Мы все должны были хорошо разбираться в работе каждого и гордились тем, что
можем не тревожить капитана по пустякам. А у меня прямо портилось настроение, если кто-
нибудь требовал капитана, не довольствуясь нашими действиями или разъяснениями. Как это
так, старший помощник, правая рука капитана и >не может чего-то решить на судне! Личная
обида! Вообще, мы высоко ставили свой экипаж, судно и заведенные на нем порядки.
«Аскольд» принимал репарационные грузы. Сдавали их нам английские военные власти.
Гамбург входил в английскую зону оккупации. Когда погрузка трюмов подходила к концу, на
судне появился английский полковник. Щегольски одетый в военную форму, с седыми усиками,
он выглядел очень картинно.
— Я хотел бы видеть капитана, — сказал офицер встретившему его второму помощнику.
— По какому вопросу?
— Палубный груз.
— Пожалуйста, что вы хотели? Я грузовой помощник.
— Я же сказал, что хочу видеть капитана, — высокомерно бросил полковник, отстраняя
штурмана рукой.
— Одну минутку. Капитан отдыхает, — обиженно проговорил второй помощник и дал один
продолжительный звонок. Это значило: «Старпома на палубу». Я вышел, поздоровался.
Полковник брюзгливо повторил свою просьбу.
— Хочу видеть капитана.
Я заявил ему, что уполномочен решать все судовые вопросы и только в том случае, если он
останется неудовлетворенным, потревожу капитана.
— Прошу ко мне в каюту, — пригласил я, пропуская военного вперед.
Тот с видимым неудовольствием последовал моему приглашению.
Когда мы уселись в кресла, я позвонил буфетчице три раза. Это был условный сигнал. Она
знала, что надлежит делать. Через несколько минут в каюте появилась наша Зина в хрустящем
накрахмаленном переднике и кружевной наколке с подносом в руках. На подносе стояли
закуски и замороженная в холодильнике водка.
— О! — оживился полковник и подмигнул мне. — Хорошенькая девушка, а?
— У нас все такие. Прошу вас, — улыбнулся я, наливая его рюмку. — Help yourself, please{23}.
Англичанин с удовольствием пил водку, закусывал белыми маринованными грибами, копченой
рыбой, а в промежутках излагал свое дело. Оно было несложным. Полковник хотел знать,
сколько тяжеловесных длинномеров мы сможем принять на палубу. Список с их размерами и
весом он положил передо мной. Я вызвал второго помощника, объяснил ему, что хочет
грузоотправитель.
— Обмерьте палубу и >набросайте план погрузки тяжеловесов. Вот… — я протянул ему список
груза.
Мы мирно беседовали, пили кофе, полковник говорил о том, как надоела ему разбитая
Германия, как хочется в свой коттедж в Гринвич, какие у него славные дочери, «и подумайте,
близнецы!». Второй тем временем выполнил свою работу.
— Вот, пожалуйста, — сказал он, появляясь в каюте и передавая полковнику план погрузки.
— Так быстро? Ол райт! Значит забираете почти все. Ол райт, — повторил англичанин, убирая
листок в карман и продолжая прерванный разговор. Минут через пять он встал, начал
прощаться, очень благодарил за радушный прием, за скорое решение вопроса и неожиданно
закончил словами:
— Все-таки я хотел бы повидать капитана.
Я позеленел от негодования. Каков гусь?! Кажется, все объяснили, все сделали, угостили по-
царски и все же он требует капитана. Не может быть!
— Я, наверное, вас плохо понял, полковник. Вы ведь не сказали, что хотите видеть капитана?
— Именно это я и сказал. Хочу видеть вашего капитана, — упрямо повторил англичанин. Лицо
его раскраснелось от выпитой водки, глаза, как мне показалось, глядели со злобной иронией.
— Хорошо, — холодно сказал я. — Прошу вас подождать в кают-компании, пока я поднимусь
наверх и узнаю, сможет ли капитан вас принять.
Я молча провел его в кают-компанию, а сам, возмущенный до глубины души, постучал
Михаилу Ивановичу. Он читал. Я рассказал ему о полковнике, сознательно затягивая разговор.
Пусть «этот» посидит в одиночестве и подумает о своем поведении.
Когда я возвратился за >англичанином, он стоял и с интересом разглядывал портреты,
развешанные на переборках.
— Капитан просит вас, полковник.
Мы постучали в дверь капитанской каюты и вошли.
— Чем могу служить? — спросил, вставая, Михаил Иванович.
— Я пришел выразить вам свое восхищение, — глаза полковника лукаво блеснули. — Я
восхищен порядком на вашем судне. Мне приходится бывать на многих кораблях… После
войны все так распустились, забыли о хороших традициях. Я восхищен вашими помощниками,