o a3f5f3fb25c31a8f

всему судну. Я удивлялся его памяти. Он знал все. Как выяснилось впоследствии, он был

«богом машины», изучил судно от киля до клотика, работал на нем с приемки и на первых

порах оказал мне большую помощь. Характер он имел, помполит сказал правду, вспыльчивый и

горячий. Но я как-то сумел примениться к нему, и мы скоро подружились.

Палубная команда, за исключением боцмана, состояла из мальчишек лет по семнадцати-

восемнадцати, набора военного времени, когда их брали на суда вместо настоящих матросов,

которых не хватало.

— Три за одного, — смеялся боцман, разводя их по работам.

Это были веселые мальчишки, хохотуны, они почему-то всегда веселились, в строю стояли

плохо, все время хихикали и шлепали друг друга по затылкам. Ну совсем как в пятом классе

школы! И требовалось неуклонное наблюдение за «матросами», чтобы они не попрятались в

закоулках огромного судна. Но в общем-то, когда приходилось трудно, мальчишки становились

настоящими тружениками и работали не считая часов. Я до сих пор помню некоторые фамилии:

Леоненков, Павлов, Багликов, Костин, Коломеец. Впоследствии из них вышли хорошие моряки.

А вот капитан мне не понравился. Он и в Вюльцбурге не отличался многословием, а тут совсем

стал молчаливым. Где бы и поговорить, как не в море, вспомнить проклятый замок,

порадоваться настоящему, а Михаил Иванович поднимется на мостик и ходит взад-вперед. Я на

мостике, он на мостике. Ходит и >ничего не говорит. Или напевает что-нибудь под нос. Странно

как-то, правда! Меня начало это раздражать. Ну, недоволен чем-нибудь — скажи. А то надуется

и ходит. Сначала я терпел, тоже молчал, но скоро не выдержал и >прямо спросил капитана:

— Михаил Иванович, я вижу, что вы чем-то недовольны. Мне кажется, я все делаю, что нужно и

как нужно. Если нет, то вы лучше скажите… — обиженно закончил я.

Капитан посмотрел на меня такими удивленными глазами, так смутился, что я не рад был, что

затеял этот разговор. Потом он взял меня под руку и >сказал:

— Вы уж простите, пожалуйста. Такая у меня скверная привычка — ходить и думать. Дома

хожу — жена сердится, на судне — вы. Не обращайте внимания. К вам никаких претензий. Вы

делаете все хорошо.

Я принял его совет, и все стало на свои места.

Моряком Михаил Иванович оказался отличным. Он управлялся с нашим большим судном с

поразительной легкостью, в самых сложных условиях. Капитан любил астрономию, и я

постоянно видел его с секстаном в руках. Может быть, в тех районах, где мы шли,

астрономические определения не требовались, но мне кажется, что настоящий капитан никогда

не упустит случая взять высоту светила. Богданова интересовали мельчайшие подробности

судовой жизни. Каждый вечер Михаил Иванович внимательно выслушивал мои планы на

следующий день и задавал десятки вопросов. Собираются ли красить подволок? В какой цвет?

Выпустили ли стенгазету? Какое завтра будет меню? Не забыли ли, что у четвертого механика

Киселева через три дня день рождения? Удалось ли стармеху отремонтировать пожарный

насос?..

Помню, как мы шли в Средиземном море. Стояла удивительная, тихая, звездная ночь. Михаил

Иванович подошел ко мне, положил руку на плечо и сказал:

— Счастливые мы с вами люди. Видим такую красоту, плаваем на таком прекрасном судне.

Утром встанет солнце, засинеет море, рыба начнет играть под штевнем… Чего еще надо в

жизни? Мне — ничего. А ведь все могло быть иначе…

Сказал, замолчал и принялся мерять шагами мостик.

Как-то вечером, когда мы уже стояли в Карлсхамне, Михаил Иванович устроил у себя в каюте

«прием». Он пригласил всю старшую администрацию. Вот тут он совсем переменился. Шутил,

смеялся, острил. Оказался радушным и приветливым хозяином. Решали серьезный

производственный вопрос. Как умело капитан успокаивал разгоревшиеся страсти, укрощал

вспыльчивого «деда»! Это необычное производственное совещание комсостава закончилось и

перешло в дружескую беседу. На прощание Михаил Иванович сказал помполиту:

— Следующий вопрос будем решать у вас. Посмотрим, как вы умеете варить кофе.

Скоро эти «кофейные вечера» в каютах у старшего комсостава вошли в традицию. Мы

собирались у кого-нибудь из нас и за чашкой кофе обсуждали судовые дела. Спиртное никогда

не подавалось. Пили кофе, заедали сдобными сухарями. Капитан не терпел пьяниц. Но какой

удивительный эффект давали эти собрания! Они сплотили комсостав, люди лучше узнали друг

друга, пропала излишняя официальность.

Вероятно, капитан придерживался такой же точки зрения, что и Михаил Петрович Панфилов,

считавший, что помощникам надо давать самостоятельность, доверять им, тогда они захотят и

будут работать творчески. Конечно, капитан должен знать, на что они способны. Такое

отношение к нам дало блестящие результаты. Мы лезли из кожи вон, чтобы делать все отлично

и решать вопросы самостоятельно. Штурмана постановили: работать «всем за одного — одному