o a3f5f3fb25c31a8f

Спустя недели две после этого разговора я встретил капитана Богданова. Того самого Михаила

Ивановича Богданова, который был у нас в Вюльцбурге доверенным лицом.

— На ловца и зверь бежит, — сказал он, пожимая мне руку. — Получил назначение на

«Аскольд». Не пошли бы вы ко мне старшим помощником? Как смотрите?

Я с радостью согласился. Мне хотелось в море. О нем я мечтал четыре долгих года.

Михаил Иванович пользовался в лагере большим уважением. Какое-то время мы жили вместе в

одной камере, но особенной дружбы между нами не возникло. Тем не менее мне почему-то

нравился этот человек.

Небольшого роста, рано поседевший — к началу войны ему исполнилось тридцать три года, —

он был немногословен. Его суждения всегда были твердые, здравые, трезвые, далекие от

крайностей, которые так любили у нас в тюрьме. Богданову верили. Капитан прилежно изучал

английский язык, много читал. Во время прогулок по тюремному плацу он ходил один, заложив

руки за спину, опустив голову на грудь, и о чем-то думал. Иногда я наблюдал, как Михаил

Иванович режет по дереву. Он был искусным резчиком.

Теперь, с приходом на «Аскольд», мне предстояло увидеть Михаила Ивановича на мостике.

«Аскольд» поразил меня. Огромный пароход, грузоподъемностью около десяти тысяч тонн. До

войны такие у нас были редкостью. Приемку судна мы оформили быстро. Оно уже кончало

погрузку. Шли мы в Швецию, а потом в Гамбург за грузом.

Тихим сентябрьским вечером «Аскольд» покидал Ленинград. Я пошел на свое место на бак, к

якорю. Зазвонил телефон с мостика. Я поднял трубку и услышал спокойный голос капитана:

— Отдать носовые!

«Аскольд», освобожденный от швартовов, начал медленно двигаться вперед. Предстоял

довольно сложный маневр. Надо было развернуться носом на выход. При такой длине парохода,

с моей точки зрения, был необходим буксир, а то и два. Капитан почему-то не заказал их, и

теперь я с беспокойством и волнением наблюдал за поведением судна. Казалось, что оно сейчас

навалит кормой на причал. Но в самый последний момент мы почувствовали, как пароход

рванулся вперед, видимо на мостике дали полный ход, и корма чисто «пролетела» — не прошла,

а именно «пролетела»— опасный угол причала. Откровенно говоря, в тот момент у меня

сжалось сердце. Маневр был смелым, рассчитанным и заранее продуманным. Капитан

чувствовал себя уверенно на таком большом судне.

Первую ходовую вахту я отстоял с благоговением. Ведь она была первой после четырехлетней

разлуки с судном. Все радовало меня: и легкое покачивание палубы под ногами, и небо,

золотистое от утренней зари, и море с белыми барашками, и ветер, напоенный непередаваемым

запахом соленой воды…

Наконец-то я на судне, в открытом море. Я вспомнил, как, запряженные в телегу, тяжело

нагруженную продовольствием и почтой для охранников, мы, трое лагерных «лошадей», еле

живые, задыхающиеся от усталости, под истошные крики солдата, поднимались из города в

замок… Сквозь залитые соленым потом глаза я видел море, палуба дрожала под ногами… Но

тогда это было галлюцинацией. Сейчас — действительность.

Прояснился горизонт. Я вытащил секстан и, хотя к тому не было никакой необходимости — мы

шли в >районе островов Финского залива, — взял несколько высот. И об этой минуте я мечтал в

Вюльцбурге, когда, поднимая голову к чужому небу, видел такие родные мне звезды, по ним мы

всегда определяли место судна…

Нет, не дрожала рука, как я опасался, высоты брались надежно. Перед сдачей вахты на мостик

поднялся капитан. Он ничего не сказал мне и принялся прохаживаться от крыла до крыла. Я

сдал вахту третьему помощнику, позавтракал и окунулся в массу судовых дел. У старпома

всегда дела.

Старшим механиком на «Аскольде» плавал молодой одессит И. Ф. Куркоид. Познакомился я с

помполитом Г. Е. Чумаковым. Как только мы обменялись рукопожатием, он, улыбаясь, сказал

мне:

— Вы уж с нашим «дедом» поладьте. Страшный перец. Но парень отличный и работник —

высший класс.

— Я не совсем понимаю вас…

— Очень просто, — оживился Чумаков. — Не надо проводить резкую грань — это, мол,

палубная команда, а это машинная. У нас одно общее дело, один экипаж…

— Совершенно согласен.

— Ну, вот и отлично. Не совсем тут у нас с этим благополучно. Не знаю, кто виноват? Не то

«дед», не то ваш предшественник, а скорее всего мы с капитаном. Как-то не обращали

внимания. Ну, теперь все по-другому организуем. Так вы мой союзник?

— Полностью.

— Выйдем в море, начнем налаживать отношения.

Но наши отношения со стармехом сразу же сложились хорошо. Наверное, мы почувствовали

симпатию друг к другу, или Ивану Федоровичу польстило, что я без всякого стеснения

обратился к нему с просьбой рассказать о трубопроводах и судовой шпигатной системе. Он

сделал это с величайшим удовольствием, переоделся в комбинезон и часа два водил меня по