o a3f5f3fb25c31a8f

— Пью. Ха-ха-ха! — опять захохотал боцман. — Молоко пью. Мой любимый напиток.

— Я вас серьезно спрашиваю, Агафонов, — строго сказал я. — Ваши шутки сейчас неуместны.

Боцман обиделся:

— А я вам серьезно и отвечаю, товарищ капитан. Никто не верит, видите ли, что человек может

пить молоко. Ха-ха-ха!

— Нет, правда? — обрадовался я. — Любите молоко? А к водке как относитесь?

— К водке? Нормально. Употребляю очень редко. Когда можно. А вообще предпочитаю

сгущенку и смех…

— И что?

— Смех. Ха-ха-ха! Сгущенки баночки две навернешь, посмеешься вдоволь — и жить на свете

становится легче.

— А под глазами у вас такие синяки почему? — не унимался я, не веря своему счастью и желая

показать боцману, что я очень проницательный человек.

— Это от почек, товарищ капитан. Вот поэтому водка и не рекомендуется.

— Мы с вами сплаваемся, боцман, — уверенно сказал я. — Наши взгляды на выпивку сходятся.

Ха-ха-ха!

— Ха-ха-ха! — загоготал Агафонов. — Вы тоже, оказывается, любитель смеха?

— Большой, когда он звучит к месту. Премию буду выдавать вам сгущенным молоком. Идет?

— Идет.

— Как матросы, на ваш взгляд? Подходящие?

— Пока трудно сказать. Думаю, что подойдут.

Я отпустил этого любителя молока и смеха. Видно, мне опять повезло, если к этим ценнейшим

для боцмана качествам у Агафонова обнаружится еще опыт, твердая хватка руководителя

палубной команды и уменье ладить с людьми.

«Менделеев» шел знакомым путем. Через Ладожское, Онежское озера и Беломорско-

Балтийский канал выбирался в Белое море. На Свири нас немного протащили на понтонах —

была велика осадка, а дальше мы снова пошли самостоятельно. Какое удовольствие, я вам

должен признаться, идти на буксире без «хвоста», «легкачом», как называют такое плавание

речники. Что это значит? Значит, что вы ничего не буксируете, за вами не тащатся какие-то

баржи, шаланды и всякая другая несамоходная посуда. Вы можете не смотреть назад каждую

минуту, не выяснять, как чувствуют себя ваши подопечные, не думать о том, хватит ли длины

буксирного троса, если поднимется шторм. Стой себе на мостике, определяй место судна, гляди

вперед, любуйся природой.

Очевидно, такие чувства испытывали и все мои помощники. Им было так хорошо и привольно,

что, кончив свою вахту, они еще долго толкались на мостике, отвлекая рулевого разговорами от

его прямого дела. Их общую тайную мысль высказал мне как-то старпом, когда мы уже

миновали последний шлюз канала и плыли в Белом море.

— Замечательно прошли, правда? Неужели так всю дорогу и пойдем балластом? И ход у нас

хороший… Как вы думаете?

— Наверное, так и пойдем, — ответил я. — Ведь нам торопиться надо. Караван долго ждать не

будет.

В глубине души я тоже надеялся, что мы весь путь пройдем «балластом». Если подвяжут

«хвост», наша скорость уменьшится и мы никогда не догоним караван. Но в Архангельске меня

разочаровали.

— Возьмете на Тикси два лихтера. Один двухтысячный с углем, другой тысячный с бензином.

Не жирно ли будет такому мощняге идти порожним. А Тикси задыхается без топлива, — сразу

же огорошил меня меланхоличный командир экспедиционного отряда Лазарев.

До чего же не хотелось тащить лихтера! Я прекрасно понимал, сколько беспокойства принесут

они в Арктике, где непременно встретится лед.

— Наша скорость снизится наполовину, — попробовал возразить я. — Так мы никогда не

догоним караван.

— Вы его и так никогда не догоните. Он приказал вам кланяться.

— Как?

— А вот так. Караван вчера ушел с Диксона. Понятно? Пойдете всю дорогу одни. Иди,

действуй, не задерживайся.

Откровенно говоря, сообщение Лазарева меня сильно обеспокоило. Пройти весь Великий

Северный Морской путь на маленьком буксиришке, да еще с двумя лихтерами, — путь, который

часто оказывался не под силу океанским гигантам, и они возвращались из Арктики с

поломанными рулями и винтами, — трудная задача. Надо надеяться только на благоприятную

ледовую обстановку.

Конечно, если нам придется плохо, то в беде нас не оставят. Все будет брошено на то, чтобы

помочь.

И ледоколы, и самолеты, и радиосвязь. Эти мысли меня несколько успокоили. К моему

удивлению, в команде сообщение о лихтерах не вызвало огорчения.

— Три тысячи тонн нам, как выполнение плана. Живем! Ха-ха-ха! — загоготал Агафонов. —

Пару копеек заработаем.

Зато помощники и механики поникли головами.

— Намучаемся, — сказал старпом, — я-то уж знаю. Водил здесь лихтера.

Поднявшись к себе в каюту, я увидел у дымовой трубы огромный деревянный ящик,

построенный для приемки дополнительного угля. «Молодцы! — подумал я. — Времени в мое

отсутствие не теряли» — и попытался протиснуться в каюту. Не тут-то было! Угольный ящик

мешал открыть дверь. Получалась только узкая щель.

— Агафонов! Быстро сюда! — заорал я.

Боцман прибежал немедленно. Я с насмешками продемонстрировал ему дверь. Он нисколько не

смутился:

— Старший механик давал размеры. Я ему говорил…