матроса, — вскочил Сергеев, шутливо прикладывая пальцы к козырьку кепки. — Могу идти
выполнять служебный долг?
— Давай иди, и поскорее. Треплешься много, — строго сказал боцман.
Когда матрос исчез, боцман обратился ко мне:-
— Так, так… Меня зовут Павел Васильевич. Фамилия Чернышев. А тебя как?
Я назвался.
— Станешь на вахту с шестнадцати часов. Пока устраивайся; если нужно, съезди домой. Робу,
сапоги, рукавицы, мыло я тебе сейчас выдам. Рисовать умеешь? Отлично. Сделаем тебя членом
редколлегии. А то прямо беда — газету оформлять некому.
Потом я узнал, что Чернышев парторг судна.
— Ну, вот… Работы у нас много. «Пассажир» — сам понимаешь. Все время моем, красим,
чистим. Зато дома часто. Семья-то есть? Поторопился жениться. Хотя это неплохо в общем-то.
Пойдем, робу дам.
Мы вышли из Ленинграда на рассвете. Промелькнули причалы Морского канала, суда под
разными флагами, Кронштадт, издали похожий на огромный крейсер, — и наш пароход
оказался в заливе. Я заступил на руль. Медный старинный штурвал поворачивался легко. Где-то
за спиной постукивала паровая рулевая машина. Судно слушалось меня отлично. Достаточно
было чуть-чуть тронуть «колесо», как нос уваливал влево или вправо. Позади тянулась ровная
полоса кильватерной струи. Хорошо! Никто не скажет, что я пишу за кормой свою фамилию.
Так всегда подсмеивались над плохими рулевыми.
Но когда через двое суток «Рошаль» влез в шлюз Кильского канала Гольтенау, я забеспокоился.
Канал казался очень узким, да навстречу без конца шли суда. Расходились впритирку. Я молил
бога, чтобы моя вахта не пришлась на канал.
«Только бы не мне, только бы не мне», — думал я, посматривая на часы, но надежды были
напрасными. Половину канала должна пройти наша вахта. Первым на руль пошел Лева Гущин,
мой напарник. Через час к штурвалу заступил я. Старпом прохаживался по мостику. У окна
стоял немецкий лоцман. Увидя меня, он улыбнулся и сказал по-немецки: «О, новый матрос».
Видимо, он знал всех рулевых на «Рошале». Пароход проходил канал три раза в месяц. Он
держал линию Ленинград — Гамбург.
Я вцепился в теплые медные ручки. Сейчас канал выглядел еще уже. Из-за поворота показалось
тяжело груженное большое судно.
— О! — сказал лоцман и тревожно взглянул на меня. Я повернул штурвал. Судно увалилось
вправо.
— Нет — нет! Держи так. Прямо руль! — скомандовал лоцман.
Я снова отвел руль. Теперь суда шли прямо друг на друга. Казалось, что столкновение
неизбежно.
«Ну, увались влево, увались, дай же мне пройти!» — мысленно молил я встречное судно и
помимо своей воли опять немного увел нос «Рошаля» вправо.
— Лево руль! — заорал лоцман. Он подбежал к Михаилу Петровичу, быстро заговорил,
показывая рукой на меня. Я понял, что он требует замены рулевого. Какой стыд! Матрос
первого класса называется! На лбу выступил пот. Я потерял уверенность. Если пойдем так еще
несколько минут, непременно столкнемся. Ко мне подошел старпом. Встал за спиной, и я
услышал его спокойный голос:
— Не горячись. Держи прямо на него. Нос в нос. Не бойся. Он знает, что делать, а я скомандую,
когда тебе взять вправо. Здесь свои методы расхождения. Спокойнее.
Панфилов, такая была фамилия у старпома, что-то сказал лоцману по-немецки. Тот пожал
плечами, недовольно кивнул головой. Присутствие старпома подбодрило меня. Он стоял рядом,
совсем близко. Я знал, что в случае чего он поможет.
Встречный пароход неумолимо приближался. Все напряглось во мне.
«Скорее же давай команду вправо. Скорее, а то будет поздно!»
Но старпом молчал. Наконец, когда между судами оставалось не более ста метров, Михаил
Петрович скомандовал:
— Немного право. Как только носы разойдутся, сразу же бери влево. Только аккуратно.
Мы разошлись в нескольких метрах. Я отчетливо видел лица людей на встречном судне,
слышал шум его машины, разговоры команды. Все продолжалось не более минуты.
— Гут, — проговорил лоцман, — рудерман! {3}
Я отер влажный лоб. Тяжесть свалилась с плеч.
— Понял, как надо расходиться в Киль-канале? Разошелся молодцом, — похвалил меня Михаил
Петрович и ушел на мостик.
Как я был ему благодарен! Он спас меня от большой неприятности. Снят с руля! Только
подумать. Со следующим судном я разошелся уже увереннее, хотя Михаил Петрович опять
встал за моей спиной. Он страховал меня, На всякий случай. Это был урок морской практики.
Урок отношения к людям Панфилов дал мне несколько позже.
Вскоре я познакомился со всеми матросами. Они оказались славными ребятами и подтвердили
рекомендацию, данную старпомом. Их было пять человек. Эстонец Тамбе, Саша Сергеев,
Александров, Кушнаренко и Лева Гущин. Все они имели разные характеры и вкусы, но
держались дружно, редко ссорились, а главное, любили море преданно и самозабвенно. Плавали
они не потому, что их прельщали деньги, валюта, а потому, что море было их профессией,