Они вошли уверенно, по-хозяйски и тут же направились на кухню. Лейтенант
присел на табурет, а сержант остался стоять в дверях, прислонившись к
косяку.
- Ну что, Добряков, собирайся, - лениво, вразвалочку скомандовал лейтенант.
- Он заявление написал? – открыто спросил Добряков.
- Соображаешь, - кивнул лейтенант.
- Теперь – суд?
- Ну, еще не скоро. Сперва следствие.
- Ну да, что это я…
- Ага. Так ты того – собирайся. У нас еще дела есть, помимо вашей драки.
- Драки-то не было, - уныло, зато честно признался Добряков.
- Надо полагать, не было, - поддакнул лейтенант. – Правильнее сказать –
избиение. С нанесением вреда здоровью.
- Какой степени тяжести?
- Да скажут тебе все! Собирайся! – лейтенант начинал нервничать.
- Ударил-то я его один раз, - пробовал было защищаться Добряков, в тот
момент совершенно не соображая, что делать это нужно в другом месте и
перед другим человеком.
242
- Один раз! – передразнил лейтенант. – Выстрелить вон тоже можно один раз,
- он кивнул на автомат. – Зато как! Знаешь, нет?
- Знаю, я в Афгане воевал. Я старший лейтенант запаса, - Добрячков уже
начал приходить в себя, его голос мало-помалу приобретал твердость и
убедительность.
- Да ну! – от удивления лейтенант выкатил глаза и медленно перевел взгляд
на сержанта. Тот вообще отстал от косяка и встал чуть ли не по стойке
«смирно».
- Показать билет? – Добрякову это, ей богу, даже начинало нравиться. – У
меня и орден есть. Красной Звезды.
Оба гостя стали похожи персонажа известной присказки, глядящего на новые
ворота.
- Так ты того… Орден-то покажи, - первым пришел в себя лейтенант.
- Ну да, - тут же поддакнул второй, - а то болтать-то – не уголь грузить.
Добряков прошел мимо них в комнату. Никто из них не пошел за ним.
«Неосмотрительно, - ликовал он, - а вдруг с балкона срыгну? Невысоко…»
Вернулся Добряков с темно-синей коробочкой и открыл ее. На малиновой
подушечке лежала «звездочка», ни разу после награждения им так и не
надетая.
- Ну, ты молоток, - лейтенант, казалось, заискивал перед орденоносцем. – И
удостоверение есть?
- Не купил ведь я ее. Показать?
- Да ладно, ладно, верю. А за что? – он уже вертел орден в руках.
- Долгая история, - небрежно бросил Добряков. – Разрешите выпить?
Лейтенант кивнул. Добряков выпил и предложил гостям.
- Спасибо, мы при исполнении, - отказался лейтенант. - Да ты давай…
расскажи!
- Вы ведь спешите. Дел много, - подтрунил Добряков.
- Да ладно ты! У нас их всегда много. Не убегут! А тут… Не каждый день
приходится орденоносцев арестовывать, да? – подмигнул он сержанту.
243
- А я что – арестованный? – спросил Добряков.
- Ну, задержанный, - поправился лейтенант. – Так за что?
- Бойца вынес раненого с поля боя.
- Под пулями, что ли?
- А то! Под пулеметными.
- И не зацепило?
- Бог миловал.
- Засада, что ли?
- Капитальная. Этот боец, радист, пробовал проползти в укромное местечко
за камнями, чтобы запросить подмоги. Так его вместе с рацией чуть ли не в
капусту искрошили. Удивительно, как еще жив остался. Ему потом обе ноги
ампутировали… Ладно, поехали, лейтенант, грустно все это вспоминать.
- Да-а-а-а, - протянул тот. – И как же вы тогда спаслись? Кто помог-то?
- Я же говорю – Бог. Другому некому. Со своими мы так и не связались.
- Не хочешь ты говорить. Вернее, не можешь. Понимаю, - кивнул лейтенант. –
Ну, поехали, - как-то нерадостно вздохнул он.
- Разрешите еще выпить? – кивнул Добряков на бутылку. Он вдруг отчетливо
понял, что вскоре ему предстоят не лучшие жизненные моменты.
- Понимаю, - кивнул лейтенант. – Пей.
Добряков выпил еще полстакана, подождал, пока водка улеглась, отрыгнул, убрал оставшуюся водку в холодильник и протянул руки.
– Уж извини, орденоносец, что без особого шика… - и лейтенант защелкнул
наручник на запястье его правой руки. Второй закрепил на своей левой.
Когда вышли на улицу, уже опускались сумерки.
«Вот и день прошел, - тоскливо подумал Добряков. – Один длинный,
несуразный день. И зачем он вообще был? Зачем надо было проживать его?»
Лейтенант подтолкнул его к милицейской малолитражке с мигалкой наверху.
За руль сел сержант, Добряков с лейтенантом уселись на заднее сиденье.
- Неудобно? – спросил лейтенант. – Ничего, тут недалеко.
244
Добряков и без него знал что недалеко. Новое здание районного отделения
милиции было недавно построено в соседнем квартале и выделялось на фоне
однотипных желтовато-белых жилых домов своим оригинальным колоритом:
три его этажа были окрашены в цвета государственного флага – третий этаж
был белым, второй – синим, третий - красным. В подвальном помещении
отделения, как слышал Добряков, разместили камеры для задержанных. Он
также слышал, что вместо уродливых общих «обезьянников» задержанные
теперь ожидали дальнейшей своей участи в современных, под стать
американским, казематах-одиночках. Камеры, говорили, были просторные:
приличные, в полный рост нары, много свободного места, чтобы поразмять
затекшие ноги, высокие потолки. Правда, света, как во всех таких
помещениях, было недостаточно: на всю камеру было одно-единственное
забранное решеткой окошечко высоко под потолком, которое, впрочем, через