o c24ec28d571a6d65

этом? Хоша Митеньке его и в удел дают, хоша и палаты нам там строят, - а все одно –

страшно мне, Марфа Федоровна, случись что, я как его защищу? Сирота ведь сыночек мой, -

она покрепче прижала к себе ребенка.

Марфа внимательно посмотрела в сине-серые, как грозовая туча, глаза женщины. «Так и

мои, Марья Федоровна, - ответила Марфа, - тоже сироты все. Федосья замужем, а все

остальные – на мне».

- Пишет она, из Сибири-то? – спросила Марья Федоровна.

- Последняя грамотца была еще осенью, как Большой Камень они перешли, а с тех пор – не

писала, - вздохнула Марфа. «Жаль, конечно, мне уезжать, не знаю я, что там с дочкой –

однако же, надо».

- Надо, да, - Марья Федоровна посмотрела на Петеньку, что прикорнул на ковре рядом со

спящим котенком и сказала: «Может, уложим их, Марфа Федоровна, и на трапезу со мной

останетесь? Стол у меня вдовий, простой, не обессудьте уж».

- Ну что вы, - улыбнулась Марфа. «Спасибо вам, государыня. А что защищать, - она кивнула

на Митьку, - так крестник мой наследник престола царей московских, чего ж бояться-то?».

- Сего и боюсь, - медленно ответила Марья Федоровна, глядя на мирно спящего сына.

Они уже сидели за столом, когда низкая дверь отворилась, и в палаты вошла царица Ирина

Федоровна.

Обе женщины встали и поясно поклонились государыне. «Что-то вы не бойко сбираетесь,

Марья Федоровна, - кисло сказала Ирина, поиграв перстнями на длинных пальцах. «До

Углича дорога хоша и недолгая, а все одно – дожди зачнут, так в грязи застрянете. Уехали

бы, пока сухо, до Яблочного Спаса».

- Уедем, государыня, - спокойно сказала Марья Федоровна. «Однако ж царевич мал еще,

Углич – то не Москва, лекарей там хороших нет, заболеет еще наследник престола-то».

Ирина побарабанила пальцами по скатерти. «Коли что с царевичем, храни его Господь,

приключится, ты в сем виновата будешь, Марья, - иночество на следующий же день

взденешь, благодари еще, что сейчас тебя не постригли. И опекуны его тако же отвечать

будут».

- Опекуны? – тихо спросила Марья Федоровна.

- Государем Иваном Васильевичем, да призрит Господь его душу, - Ирина перекрестилась, -

назначенные, и Регентским Советом утвержденные, - красивые губы сжались в тонкую,

бледную черту, и царица, посмотрев на склоненную голову Марфы, спросила: «А вы тоже до

Яблочного Спаса уезжаете, боярыня? С детками вашими?».

- Да, государыня, - тихо ответила Марфа. «Младший мой, Петенька, вырос уже, можно его

без опаски морем везти».

- А, - безразлично ответила Ирина Федоровна, и вышла. Марфа проводила глазами прямую

спину в тканом золотом, парчовом опашене, и, вздохнув, сказала: «Давайте ближних

боярынь позовем кого, чтобы со стола убрали, и я про травы вам зачну рассказывать, и с

собой их тоже, конечно, дам. А вы записывайте».

- Спасибо, - сглотнула Марья Федоровна и чуть погладила мягкую руку Марфы.

На кремлевском крыльце она вдохнула жаркий, летний воздух и велела: «Остановишь у

церкви Всех Святых, что в Кулишках, там помолиться хочу, а потом в монастырь наш

поезжай».

«Щербатый как раз к обедне в монастырь придет, донесения у меня с собой, уже

зашифрованные, передам и домой поеду, - подумала Марфа, откидываясь на бархатную

спинку. «Как это Джон написал в последний раз: «Я не имею права просить тебя остаться на

Москве, конечно, просто постарайся перед своим отъездом узнать как можно больше про

планы шурина царя Федора, Бориса. Понятно, что он, а не Федор, будет управлять

государством».

В церкви было темно и людно, пахло ладаном, с амвона доносился размеренный голос

священника, и Марфа, закрыв глаза, вспомнила невидный деревянный домик, что стоял

совсем близко отсюда, по соседству.

-Ты в этом сарафане, как девчонка, - Федор опустился на колени перед лавкой, где сидела

Марфа, и шепнул: «Господи, неужели ты и вправду здесь?».

Марфа обвела глазами заброшенную, нежилую избу, - только рисунки и чертежи кипами

лежали на столе, придавленные камнями, и шепнула: «Да, милый».

- Скажи еще, - попросил Федор, закрыв глаза, целуя ее – чуть слышно. «Пожалуйста,

Марфа».

- Милый мой, - она почувствовала его, - совсем рядом, - и обняла его, - отчаянно, будто и

вправду была девчонкой. Федор нежно расплел ее косы, и поток бронзовых, мягких волос

хлынул вниз. «От тебя солнцем пахнет, - шепнул он, поднимаясь, легко вскинув ее на руки.

«Куда?», - спросила Марфа, закрыв глаза, нежась под его поцелуями.

- Я там давно не был, - усмехнулся Федор, распахивая низкую дверь, - но, кажется мне,

лавка там шире будет, чем здесь.

Ставни были заколочены снаружи, и в темноте ее глаза блестели, как у кошки. «Вот так, -

сказал Федор, устраивая ее на лавке, окунаясь в ее распущенные волосы. «Сначала так,

потому что я слишком давно этого хочу, Марфа, и терпеть более не в силах».

- Не надо терпеть, Федя, - она вдруг, вспомнив Чердынь, подтянула к себе сброшенный плат.

«О нет, - Федор накрыл ее руку своей, - большой, загрубевшей, - нет, Марфа».

- Я не смогу, - она застонала, схватившись за его пальцы, - не смогу. Услышат!

- Ничего, - сказал Федор, не отрываясь от ее губ. «Я тебя просто буду целовать, - все время.