Она посмотрела на меня, как на Жириновского во время любых дебатов, побагровела от негодования, желваки вздулись и заиграли у нее на скулах, казалось, что сейчас она выльет на меня всю боль, копившуюся в ней десятилетиями, но, не сказав ни слова, мать подошла к двери и вышла в подъезд. Подъезд подлого, жесткого, несправедливого и уродливого мира.
Я вздохнул с облегчением, включил ютуб и долго и тупо смотрел, как плавают рыбки.
Маленькие.
Большие.
Средние.
Цветные.
Мутные.
Полосатые.
Усатые.
Змеевидные.
Много всяких разных рыб
Успокаивает.
Типа дзен…
Во ВКонтакте набралось порядка ста сообщений. Подбадривали, желали выздоровления, кто-то молился, кто-то говорил, что я хороший, как это несправедливо и прочее в том же духе и в разных интерпретациях. Наверное, каждый ребенок мечтает о таком количестве внимания. Но внимание вниманием, а здоровее от этого я не становился.
Валера создал группу. Назвал «Спасем Илью Денискина». Написал слезливую историю о том, как я страдаю, и как немного нужно для моего счастья и исцеления. В группу вступили больше двухсот человек. Стали собирать на лечение. В первый же день собрали около десяти тысяч рублей, через три дня – еще пятнадцать. На этом можно было неплохо зарабатывать. Кто-то так и делал. И делает. И будет делать. В наше время мошенники ничем не гнушаются. Впрочем, на то они и мошенники.
Валера же с гордостью сообщил, что на первый курс лечения мне вполне хватит. А дальше, если будут результаты, народ станет поддерживать еще активнее. Все же любят прекрасные истории исцеления, тем более, что сами оказались к нему причастны.
Валера явный оптимист. В этом ему можно только позавидовать.
Алиса не стала реагировать на мою болезнь.
Она не вернулась.
Она не просила прощения.
Она не клялась любить меня до последнего вздоха.
Она не заливалась слезами.
Ничего.
Как будто мы никогда не были вместе.
И вообще не знакомы.
Она, наверное, жалела, что я не включил ее в завещание.
А завещание я твердо решил не составлять.
Завещание – удел старых и зажиточных.
Я же начал пить эверолимус. Рассчитывать на мгновенный эффект было чертовски глупо. Я и не рассчитывал. Поверил, что станет хоть чуточку легче, но вместо этого тошнота стала моим постоянным спутником. Меня начало рвать в два, а то и в три раза больше.
Доктор сказал, что это нормально. Организм не привык и перестраивается.
Нормально.
Хорошее такое нормально.
Что тогда ненормально?
Я рисовал на обоях деревья. Могучие многовековые дубы. Кора на стволах трескалась, но они продолжали расти вверх и вширь, вот кому практически неподвластно время, вот у кого надо учиться твердости духа.
Я перестал пить.
Я начал есть каши.
Шпинат.
Сельдерей.
Делал смузи и фреши.
А после закидывался кеторолом.
Он дарил мне покой и наслаждение, хотя боли были вполне терпимые.
Не хотелось представлять, что может быть гораздо хуже и больнее.
Я делал все, что мне велели.
Пил, ел, принимал таблетки, сдавал анализы, ходил на процедуры, ходил к бабкам. Те что-то шептали, размахивали руками, призывали божественную силу и силу духов, готовили какие-то отвары. Короче, стал самым послушным на свете мальчиком с очень скучной и однообразной жизнью.
Несси бы не понравилось.
Единственное, что вечером, если оставались силы, я включал старину Йорка и громко и протяжно рыдал с ним на пару из-за того, что мир полон страданий, уродства и насилия, а жизнь – вообще боль.
Потом смотрел разные мемы или «мемасики», как любит говорить молодежь. Они хоть чуть-чуть поднимали настроение. Ни на что другое не было ни желания, ни сил, поэтому часами лежал в ванной или на диване. Я стал похож на тех несчастных больных с поблекшим взглядом, чьи фотки совсем недавно разглядывал в интернете. Хорошо, что сам не фоткался, а то кто-то бы уже и мои снимки мог так рассматривать.
Валера заезжал ежедневно, привозил шпинат, таблетки, Ингу.
Матери звонил сам, не больше 5 минут в день. Она взялась вязать мне свитер. Зачем он мне? Но я не стал отговаривать. Хочет, пусть вяжет. Лишь бы меньше доставала.
Звонили какие-то малознакомые люди, подбадривали, говорили, что не оставят, хотя до этого мы годы не общались.
Я не вылезал из квартиры дальше больнички и магазина.
Я превращался в кусок мяса, который хочет подольше пролежать в холодильнике.
Я все чаще думал о космосе и представлял, как буду парить между звезд, метеоритов и комет.
А потом мне надоело.
Просто невообразимо надоело это все.
Какого черта бороться? Чтобы дальше влачить такое же жалкое существование? Быть серой массой, одной из миллиардов таких же неприметных личностей, о которых никто потом никогда не вспомнит?
Ну уж нет. Не в мою смену.
И я решил, что надо пробовать, чтоб не было этого «никогда». Чтобы стало «хотя бы раз».
Что там у нас? И я полез на стену в ВК:
«Не был за границей.
Не был на концерте Radiohead.
Не видел ни одно из чудес света.
Не взбирался ни на одну гору».
Нет, пока отложим, начинать нужно с конца:
«Не пробовал серьезных наркотиков».