О чем молчат твои киты

Вот придурок. Можно же было регулярно здесь питаться. Еще и винишко попивать, если приловчиться.

Главное, чтобы не начало тошнить.

Но мне было так хорошо, что даже рвота решила не напоминать о себе и не беспокоить. Чудеса какие-то.

Облизав губы, я причмокнул от удовольствия. Какие на хрен кашки? Вот оно, удовольствие от еды.

Взять лаваш, туалетную бумагу и на кассу.

Но, как говорят, аппетит просыпается во время еды.

До кассы я добрался только через час.

Попробовав четыре салата, самый крутой – «Цезарь»; погрызя орехи, самые вкусные – «Бразильские»; выпив баночку «Доктор Пеппер»; съев шоколад трех «киндер-сюрпризов»; и засунув в толстовку дорогой творожный сырок «Александров», я решил, что для первого раза хватит.

Сырок мне, в общем-то, не хотелось брать, просто я его никогда не пробовал, а он, собака, дорогой, и вряд ли бы я его когда-нибудь купил, так что тупо проснулась жадность и сказала: «Возьми его». А отказать у меня простонапросто не хватило сил.

Малыш, к счастью, меня не выдал.

Правда, на кассе все равно задергалась рука. Я старался не подавать виду, но внутри меня просто кошмарило. Вот он, вот он долбаный адреналин. Представляю, что чувствуют настоящие грабители, которые выносят из банков по несколько десятков миллионов. Им вообще должно сносить крышу.

Так, спокойнее, спокойнее. Моя очередь.

– Все у вас? – словно почувствовав, спросила пухлая кассирша, по которой было сложно определить возраст. Скажем так, от 39 и выше.

Я кивнул.

– Пакет?

– Что?

– Пакет нужен?

Долбаные пакеты. Как они достали этим вопросом. Даже если возьмешь бутылку лимонада или сникерс, все равно посмотрят как на идиота и спросят про пакет.

– Давайте.

Она рассчитала.

Я облегченно выдохнул и погладил толстовку.

Прокатило.

Вот я и стал преступником. Иду гордой походкой к выходу.

И тут сзади голос охранника:

– Молодой человек.

Значит, не прокатило.

В голове сразу же возникла сцена… 

* * *

ИНТЕРЬЕР. ПОДСОБКА. ВЕЧЕР.

В подсобке темно, никого не видно. Тишина. Вдруг резко включается свет настольной лампы, и становится видно стол, за которым сидят двое охранников, а напротив них, привязанный к стулу и со скотчем во рту, я.

Свет лампы бьет мне в глаза. Я жмурюсь, стону.

Первый охранник злобно улыбается и бьет по столу.

Второй задумчив, даже печален.

– Будешь говорить? Ты будешь говорить? – яростно вскрикивает первый охранник и продолжает. – О, ты нам все расскажешь. Все-все до мельчайших подробностей, даже как звали морскую свинку твоей соседки.

Я мычу в ответ, пытаясь сказать, что у моей соседки не было никакой свинки, ей вообще девяносто три года, и вряд ли она хоть чем-то их заинтересует.

– Спокойнее, спокойно, Иван, – шепчет второй охранник, – видишь, он не против пойти на контакт.

Я утвердительно киваю с бешеной скоростью. Конечно, готов, еще как готов.

– Видишь? – повторяет второй охранник.

Первый охранник[1] медленно, с наслаждением отрывает скотч от моего рта.

Я ору как ненормальный.

– Заткнись! – командует мне Иван.

Я замолкаю, но ненадолго. Боль слишком жгучая.

Это злит Ивана, и он бьет меня прямо в печень. Боль тут же разлетается по всему телу, и на несколько секунд я отключаюсь. А когда прихожу в сознание, то вижу, что второй охранник невозмутимо сидит на своем месте, а вот Иван нервно расшагивает по подсобке и недовольно произносит:

– Да что с ним церемониться? Навалять ему по почкам, будет знать, как нас обворовывать, урод.

– Не положено, – хладнокровно отвечает второй охранник.

– Все у тебя не положено, не по уставу, Матвей, – негодует Иван.

– Очнулся, – кивает в мою сторону второй охранник[2].

– Говори, сука! – взрывается Иван.

– Да что сказать? Что? – со слезами на глазах вопрошаю я.

– Ты на хрена киндеры спер? Тебе сколько лет, придурок?

– Не надо оскорблять парня, Иван. Не переходи на личности, – осаждает его Матвей, – действуем строго по инструкции.

– В гробу я видел эту инструкцию, – негодует Иван, – отвечай, гнида.

– Я не гнида, я Илья, – произношу я каким-то чужим утробным голосом. – Мне 29 лет.

– Сука, в 29 лет, он ворует киндеры. Ну, не дебил?

– Нет, – отвечаю я, – просто захотелось сладкого.

– Видишь, ему захотелось сладкого, – улыбнувшись, произносит Матвей.

– Щас я устрою тебе сладкое, – вскипает Иван и пинает свой стул, тот улетает в другой конец комнаты. – Из-за какого-то дебила.

– Его Илья звут, – поправляет Матвей.

– Из-за какого-то дебила Ильи, – продолжает Иван, – который в 29 лет пытается украсть из «Ашана» киндер-сюрпризы, мой прекрасный вечер в сауне с длинноногой Изольдой накрывается медным тазом, и я должен тут торчать и слушать твои сопли? У нее сиськи четвертого размера, понимаешь, придурок? Я два месяца ее уламывал.

– Уже выросли? – удивляется Матвей. – С утра вроде третьего размера были.

– Ааа, – разъяренно машет рукой Иван, – щас я ему мочкану.

– Не надо меня бить, – умоляю я. – Не имеете права.

У меня рак.

И в подтверждение моих слов из меня вырывается бурная темно-красная струя рвоты с примесью фиолетовых оттенков.

Иван и Матвей кривятся.

– Теперь еще и убирать за ним, – брезгливо произносит Иван. – Сам будешь свое дерьмо разгребать.