О чём молчит ягодный тис (СИ)

Семнадцать лет минули так же быстро и незаметно, как появляются первые морщины у красавицы. Феодосий так же охотился, помогал во всём старому, одряхлевшему совсем к тому времени леснику, был его опорой и надёжей, его любимым уже взрослым сыном, его душой, его надеждой, его будущим. Старик души не чаял в мальчике, поражаясь, каким статным красавцем вырос его возмужавший сын. Природа, отняв у ребёнка настоящих родителей, щедро одарила его внешними данными и богатством внутреннего мира. Очень рослый, по росту значительно обогнавший самого колдуна, широкоплечий, мужественный, крепкий и крайне сильный и выносливый, Феодосий сочетал в себе редкую мужскую суровую красоту и острый восприимчивый ум. Правильные черты лица, словно слепок с античной статуи, поражали благородством и изысканностью. Тонкий прямой чётко очерченный нос, изогнутые дугой чёрные густые брови, глаза цвета голубых ирисов, яркие, с открытым честным немигающим и добрым взглядом, и такие же яркие губы. Спрятанный в лесной глуши Феодосий мог без труда стать любимцем при любом знатном дворе даже только благодаря редчайшей внешности, которую по жребию раздал Создатель. Вряд ли сам Феодосий осознавал всю степень своей привлекательности. Нет, он рос среди скал и покрытых лесами гор, лазал по деревьям и выслеживал дичь, помогал отцу и был хорошим другом для Изольды и ... всё. Изольда видела в нём другое. И с каждым днём притяжение росло, оформляясь в смутное предчувствие совсем не детской привязанности со стороны юной девушки. Колдун внимательно наблюдал за изменениями в поведении и характере дочери и был бессилен что-либо предпринять в этом случае. Он панически боялся, что красавец Феодосий отберёт у него его маленькую Изольду, уведёт её к себе в жалкую ветхую избушку, по сути, лачугу, среди гор, а колдуну останутся разве что её детские платьишки, куклы, да потрескавшиеся от времени стёртые воспоминания.

Так думал колдун, так мечтала сама Изольда. Но ни тот, ни другой не оказались правы в своих опасениях и желаниях. Скрипучая кибитка труппы бродячих актёров перевернула всю жизнь и Феодосия, и Изольды, а с ними лесника и колдуна. Ветхая выцветшая материя неплотно прилегала к хлипкому каркасу старой разбитой телеги, которую едва-едва волочила за собой гнедая тощая лошадёнка. Ветер срывал материю с кибитки, обнажая скудное имущество небольшой группы ездоков. Труппу бродячих актёров сопровождал верный пёс, бежавший рядом с гнедой кобылой и готовый облаять кого угодно, лишь бы развлечь печальных обитателей дорожной кибитки. Их было четверо: мужчина в возрасте, парнишка лет двенадцати, женщина, чья молодость осталась в прошлом столетии, и девчушка пятнадцати лет. Гремучая смесь национальностей - откуда они были родом, сказать было сложно. Язык, на котором общались эти такие разные внешне люди, поражал музыкальностью и красотой звучания. Скорей всего, бродячие комедианты были румынами. Смуглолицые, черноглазые, чернобровые и подвижные, со слегка вытянутым овалом лица они чем-то напоминали цыган и в облике, и в манере поведения. Все четверо были очень сухощавы, можно сказать худы, и бедно одеты. Сказать, что на них были лохмотья - это не сказать ничего. Убогого вида кляча мало чем отличалась от своих хозяев. Поражало в этом шествии нищеты только одно - взгляд этих людей. Ни крыши, ни одежды, скорей всего случайный кусок хлеба, разовые скудные заработки, ни будущего - запинающаяся кляча, отвозившая эту четвёрку в сторону Трансильвании - вот и всё их имущество, а во взгляде была поражающая лёгкость и свобода. Они не имели ничего, даже достаточно тёплой одежды и сносной добротной обуви, но они не роптали. Глаза горели, по худым впалым щекам скользила улыбка, они переговаривались о чём-то и даже смеялись, что было даже несколько странно при их образе существования. "Как птицы живут и счастливы", - подумал Феодосий, скользя взглядом по раскачивающейся в такт поступи лошади кибитке. Феодосий притянул к себе Изольду, тихонько шепнув на ухо: "Смотри, Изольда! Это бродячие музыканты! Видишь кибитку?" - Феодосий внимательно всматривался в дорожную колею, эти четверо с тощей клячей во главе поглощали всё его внимание. Тут ось у колеса кибитки надрывно взвизгнула и надломилась. Колесо слетело и покатилось за колею дороги, к скальному выступу, за которым прятались Феодосий и Изольда. Феодосий сильными руками поймал убегающее деревянное колесо и выступил на дорогу, объявляя о своём здесь присутствии. За ним из-за скального выступа вышла и Изольда.