О чем молчит ласточка

Юра не ответил, Володе даже показалось, что тот отложил телефон и куда-то отошел. Но в трубке послышался тихий вздох.

– Ты говорил с Ангелой?

– Да, вчера.

– Насчет меня или?..

– Тебя, да. Знаю, ты сейчас спросишь, готов ли я поговорить с ней о себе… Ты уверен, что вчера я снова попытался влезть в твое личное пространство и начать контролировать тебя. Я понимаю твои аргументы головой, но внутренне не могу принять. Я уверен: ты понял меня неправильно и контроль тебе только кажется. Но! – услышав, что Юра пытается его перебить, воскликнул Володя. – Я позвоню ей завтра же и запишусь на прием. Если ошибаешься ты, то Ангела заступится за меня. А раз ты считаешь ее мнение авторитетным, то оно тебя успокоит. Но если ошибаюсь я… значит, мне надо лечиться… еще и от этого. Если такова цена твоему счастью – я попробую. Правда, не думаю, что эти разговоры как-то помогут.

– Но если от одной встречи не будет толку, ты же попробуешь еще раз?

Володя закатил глаза.

– Сколько встреч я должен провести?

– Хотя бы три.

– Ладно. Но при одном условии.

– Опять условия, – недовольно протянул Юра.

– Условия все те же. Если ты не сможешь воздержаться от алкоголя, то обратишься за помощью. И не смей даже заикаться о моей мании контроля, когда дело касается выпивки!

– Ладно, – недовольно буркнул Юра.

– А пока ждешь меня, пойди прими ванну, полежи, погрейся, – посоветовал Володя и сообразил, как можно приободрить Юру. – Повспоминай, чем мы с тобой занимались в этой самой ванной за день до моего отъезда из Германии.

Юра вежливо прокашлялся, Володя через силу улыбнулся. Они немного помолчали. Юра куда-то потопал – в трубке послышались шаги. Затем зашумела вода – видимо, он прислушался к совету и стал наполнять ванну.

– Только не включай слишком горячую воду, ладно? И телефон держи рядом, на случай, если станет плохо.

– Володя, все со мной будет нормально, – сказал Юра, его голос действительно больше не звучал таким мертвым, как в начале разговора. Тем более он добавил почти весело: – Не включай параноика!

– Ну уж нет, быть параноиком, особенно если дело касается твоего здоровья, – это моя работа. Тем более когда тебя нет рядом. Юр, если снова станет грустно, вспомни, что именно в этот момент в моих мыслях нет никого, кроме тебя.

– Приезжай ко мне, – вздохнул Юра. – Я так соскучился. Приезжай скорее.

Попрощавшись, Володя просидел в машине еще несколько минут, тупо глядя перед собой и улыбаясь. Затем собрался с мыслями, стараясь избавиться от остатков пережитого стресса, и пошел домой к матери.

– Пойдем допивать чай, – сказала та и, не дожидаясь ответа, направилась в кухню.

Явственное предчувствие неладного овладело Володей. Позвонив Юре из дома, Володя говорил недолго и, кажется, негромко. Не могла же мать подслушивать?

«Нет, услышь она, то одной бледностью здесь бы не обошлось», – решил он.

Но в голове уже вспыхнуло воспоминание о том, как он признавался родителям. Память милосердно уничтожила много плохих моментов, но тот день Володя, казалось, запомнил навсегда. Тогда они всей семьей еще жили в старой московской квартире. Володя помнил картинку: круглый стол, обрамленный сиянием свисающей с потолка лампы, в круге света – три чашки, вазочка с вареньем, хлеб и дрожащие руки Володи. Они с родителями ужинали, отец был, как всегда, весел, мать – тиха. А Володя, подавленный, весь вечер не мог поднять устремленного вниз взгляда. Они это заметили, мать спросила, в чем дело, и он, с трудом собравшись, произнес дрожащим голосом:

– У меня проблемы с психикой, серьезные, давно.

Признание комом застряло в горле – горькое, колючее, гадкое. Он безуспешно пытался исторгнуть его из себя, выплюнуть. Отец помог, спросил:

– Почему ты так решил? В чем именно проблема?

– Я не могу полюбить женщину.

– Ты педераст?

Нужно было всего-то произнести: «Да», но еще никогда Володя не давился этим словом так, что от удушья жгло глаза.

– Вова, ты педераст? – повторил отец.

Володя всхлипнул, кивнул, но не осмелился поднять голову. Стыдно. Так стыдно, что мог только смотреть вниз, на белую скатерть, на которую падали и расплывались уродливыми пятнами крупные капли – слезы.

Мать жалобно заплакала, слишком по-детски хныкая. Отец молчал.

– Помоги мне, – давясь словами, произнес Володя, – найди врача.

– Кто еще знает об этом? – холодно, будто бы равнодушно спросил отец.

Володя знал, что это притворство, всего-то защитная реакция отца, пройдет минута-другая – и он взорвется.

– Никто.

– У тебя с кем-то это уже было?

– Ни с кем, – соврал Володя.

– Ясно, – сказал отец и вышел из кухни.

Они остались вдвоем с матерью, она взяла сына за руку и жалобно прощебетала:

– У тебя ведь еще не было девушки, да? Может быть, все пройдет само, может быть, не стоит посвящать в это лишних людей?

Володя собирался ответить, но тут в комнату влетел разъяренный отец. Володя предвидел его реакцию, даже не удивился.

– Как ты смеешь так поступать с нами? За что? Столько сил в тебя вложено, и чем ты нам отплатил?

– Я знаю, что виноват! Я прошу у вас помощи!

– Прощения проси!