О чем мы никому не расскажем. Сборник рассказов

Я вздохнул. На душе скребли большие черные кошки. Откуда-то проснулась совесть — а ведь это мы с Роджерсеном заварили всю эту пипидомовскую кашу. Сам на себя разозлился: плохо дело! У хорошего риэлтора не должно быть никакой совести. Умеренная деловая честность — это одно, а человеческая совесть — совсем другое.

— Понимаешь, Ребекка, — сказал я как можно убедительнее, — я ведь хорошо знаком с тем, что у этих пипидомов внутри. Пипидом внутри дом как дом, самый обыкновенный. Я уже не раз и не два там бывал: стандартное расположение квартир, стандартные ванные и кухни, балконы, коммуникации. Все абсолютно обыкновенное, взгляду прицепиться некуда.

— Вот и отлично, что бывал, — обрадовалась она.

— Послезавтра у нас воскресенье, выходной.

Значит, послезавтра с утра выходим на разведку! И скорчила такую умилительную рожицу, ну как такой откажешь?

Зря я надеялся, что Ребекка уже назавтра позабудет о своей идее. Как бы не так — она целый день только и говорила об этом, строя теории одна другой фантастичнее, так что я только скрипел зубами.

Рассказывая об этом сумасбродном приключении, я хотел бы начать с того, что мы отправились на тайное дело под покровом ночи, но нет, мы вышли при свете яркого воскресного дня, и солнце светило нам вслед, недоуменно крутя пальцем у виска.

Ребекка сосредоточенно держала в руке листок со списком адресов.

Мы открыли высокую стеклянную дверь и вошли в вестибюль дома номер двадцать шесть, он же пипидом номер один по Западному шоссе. Черт возьми, сказал я себе, как все-таки приятно оказаться в новом доме! Хоть в первый раз, да хоть в сотый! Пипидом все так же выглядел, как новенький: белоснежные панели на стенах, гладкие, как лед, плиточные полы. Запах свежей краски, перемешанный еще с чем-то, что я никак не мог определить.

Лифты работали отлично и тоже выглядели будто вчера сданными строителями.

Ребекка уловила мой взгляд:

— И это тоже странно, — с подозрением сказала она.

Я разглядывал ее милое отражение в идеально вымытом зеркале. Отражение наморщило лобик.

— Ты согласен?

— С чем, бэйби?

— С тем, что это ненормально. Сколько лет этому дому?

— Три… ведь этот самый первый. Да, должно быть уже около трех лет.

— А кто тут живет? Не отвечай, Стеф, я и сама знаю, — внезапно затараторила она. — Безработные, бездомные, пьяницы, наркоманы, искатели приключений на самом дне жизни. Я ведь прекрасно знаю, кого я лечу. А ты представляешь себе, Стеф, как должен выглядеть дом, побывавший три года в их руках? Представляешь?

Я кивнул. Чего-чего, а районов трущоб я в жизни навидался достаточно.

— А тут что? Ты погляди на эти новенькие полы, на идеально чистые стены! На это зеркало, с которого только вчера сдернули пленку. На гладенькие кнопки лифта! Да в этом доме вообще не живут! Даже в фешенебельных районах трехлетние дома так не выглядят. А уж с этой бандой хулиганов и криминалов…

Лифт остановился на восемнадцатом этаже. Первым в ребеккиной записке значился Патрик Батанга, пятидесяти четырех лет, вдовец, без определенных занятий. Очередной пипидомовский бездельник, отметил я, оглянулся на Ребекку и честно начал трезвонить в новенькую дверь с блестящим номером 212. Ответа не было никакого. Звонка, по правде говоря, не было слышно тоже. Я громко постучался в дверь, но на стук нам тоже никто не ответил.

Я оглянулся на девушку и пожал плечами: а чего ты ожидала, Ребекка?

— Пошли дальше, — упрямо сказала она.

Следующей в списке значилась Сильвия Смит, тридцати пяти лет, свободных творческих занятий. Мы поднялись на двадцать третий этаж, где, согласно лежащему у меня в кармане плану дома, добытому в архивах нашего агентства, должна была находиться квартира 124. Двадцать третий этаж оказался совершенно глухим — ни единой двери, этаж ниже заканчивался номером 123, а этаж выше начинался с квартиры 128.

— Может, ошибка? — предположил я. — Неправильно записана квартира. А этаж просто забыли построить.

Честно говоря, я не припоминал в планах пипидомов незастроенных этажей. По крайней мере, в схеме этого дома ничего подобного не значилось.

— Следующая по списку Мариэлла Родригес, 45 лет, — терпеливо объявила Ребекка.

— Старуха Родригес?! Надо же, ее, оказывается, зовут Мариэлла, — оживился я.

— Мариэлла Родригес проживает на пятом этаже, — Ребекка уже нажимала в лифте кнопку с цифрой «пять».

Я послушно отправился за ней.

На пятом этаже стоял странный запах. Пожалуй, я только сейчас уловил: именно этот запах преследовал нас по всему дому. Напоминал мне то ли госпиталь, то ли дешевую лавку мясника — резкий, утробный запах, будто ты очутился в желудке у огромного животного. Ребекка зажала рукою нос.

— Смотри на ее дверь, — прогундосила она.

Я глянул и ахнул: дверь Старухи Родригес была просто нарисована на стене. Нет, даже не нарисована. Вылеплена. Как скульптура. Гипсовая поделка. Дверь, крашеная в матовый коричневый цвет, очень похожая на настоящую, но составляющая со стеной единое целое. Такая дверь никак не могла открываться. И за ней никто не мог жить.

— Калеб Каллиган, 58 лет — севшим голосом произнесла Ребекка. — Семнадцатый этаж.