Андрей опять запнулся. «Не ты ли легкою стопою за мною ходишь по ночам?» Нереально! По ночам я сплю. Строки поэтичны, но прочесть их в таком виде для Гали… нет, не то! А может, так:
— Очень хорошо! — воскликнул Андрей, встал и начал ходить по горнице. — Это стихотворение в точности выражает мое теперешнее душевное состояние.
Шагая из угла в угол, закрыв книжку, прочел стихотворение наизусть и раз и два. «Все помню до строки! Вот что значит гениальные стихи! Со студенческих лет не забываются».
Опять сел за стол. «Скрывать не буду, — думал он. — Скажу — стихи Блока. Но надо продекламировать так, чтобы она догадалась, что я этими стихами выражаю свои чувства к ней».
Открылась дверь, и в горницу тихо вошли Макар и отец. У Макара в руке — небольшая кожаная кошелка.
— А-а! — игривым тоном протянул Макар. — И братень здеся! Здоро́во, здоро́во, Андрюша! Очень, очень кстати ты приехал!
Андрей невольно поднялся, отодвинул книгу в сторону и молча слегка пожал теплую руку брата.
Аникей Панфилович тоже поздоровался с сыном, заметив ворчливо:
— На дворе еще светло, а ты уж окна занавесил и с лампой сидишь. Керосин понапрасну жгешь.
— Окна мама занавесила, — сказал Андрей.
— Читать-то в потемках трудно, папаша! — сказал Макар в защиту брата. — А керосин — вещь недорогая.
— Покамест недорогая. А по военному времени к осени не пришлось бы опять с лучиной сидеть, как при Николашке сидели в ту войну, да и при Советской власти в первые годы.
— Напрасные ваши опасения, папаша, — сказал Макар. — К осени война кончится, и у нас с вами все будет, кроме птичьего молока.
Появилась Настасья. Она поздоровалась с Макаром, но целовать его, как недавно целовала Андрея, не стала.
— Ужинать собрать? — спросила она Аникея Панфиловича.
— Ужинать посля́, — отрывисто ответил Травушкин все так же ворчливо. — Сперва в баню сходим. Баню-то истопила?
— А как же! Давно истопила. И сейчас дровишек подбросила. Пару много!
— Белье давай, — грубо перебил Настасью Аникей Панфилович.
— А вот оно… лежит, тебя дожидается, — слегка улыбаясь, указала Настасья на кровать, где, свернутые, лежали рубашка и кальсоны белого полотна.
— Ужинать мы с Макаром в «келье» будем, приготовь все как полагается, — суровым, приказным тоном распорядился Аникей Панфилович.
— Мамаша, — в противовес отцу ласково сказал Макар, — вот кошелочка. В ней выпивон и закусон. Так вы потрудитесь, пожалуйста, сделайте все как следует. Порежьте, на тарелочки разложите.
С тех пор как стал работать в городе, Макар отца называл папашей, а мать мамашей и к обоим к ним обращался на «вы», тем самым подчеркивая свою «благовоспитанность». Аникею Панфиловичу такая «благовоспитанность» была по душе. Настасье же всегда не нравились ни «мамаша», ни «вы», однако сказать об этом сыну она стеснялась. И теперь ее тоже покоробил неестественный и будто насмешливый тон Макара, но она только досадливо махнула рукой и шутливо проговорила:
— Ладно, ладно уж… Чего учишь-то? Аль сама не знаю? Чай, не впервой благородных гостей принимать!
— Это я в благородные попал! — весело захохотал Макар. — Вы у нас шутейница, мамаша!
Когда Макар с отцом ушли, Настасья раздумчиво сказала:
— Вишь, алахари! Выпивать собираются, а тебя и не позвали.
— И хорошо сделали! — откликнулся Андрей. — Чего мне с ними? Водки не пью, разговаривать не о чем.
— Ну и почитай пока, а я пойду в «келью». Ты давеча сказал: отец наш неумный, и верно! Да и Макар не умней его. Бог с ними. Не серчай на них, сынок. Родные же они!
И, захватив кошелку Макара, мать снова ушла.
Некоторое время Андрей сидел задумавшись, под впечатлением короткой и такой странной встречи с отцом и братом. Вошли, наспех поздоровались… и ушли. Ничего не спросили, не поинтересовались, когда и зачем Андрей приехал, только Макар почему-то сказал: «кстати». А почему кстати? Если кстати, то почему же не пригласили, хотя бы из приличия? Он, конечно, и не пошел бы в эту «келью» дурацкую, где полно икон и пахнет какими-то травами, ладаном и воском. Но все ж таки. Мать говорит: родные. Верно. Чай, и он не чужой им. А может быть, чужой? И отец и брат люди некультурные. Правда, Макар член партии, но что в том толку? Политически он неграмотный, в чем Андрей не раз убеждался при случайных встречах и разговорах с братом. Непонятно, как и зачем такого в партию приняли.
Все эти мысли освежили давнишнюю неприязнь к Макару, которого Андрей не любил с малых лет. Да и как было любить? Подзатыльники, зуботычины, насмешки… Лет до двенадцати Макар иначе и не называл Андрея, как «пискленок», «сопляк», «бестолочь пузатая», а то и похуже. Как часто отравлял он ему детское существование, несмотря на то что и отец в те времена не давал Андрея в обиду, даже иногда наказывал старшего брата, ежели тот слишком обижал младшего. Да и ко взрослому Андрею Макар относился свысока, с насмешкой.