Читаем О чем они мечтали полностью

— Да я-то знаю, — вздохнула Настасья. — С малых лет на меня был похож. За то и недолюбливал тебя отец. Ты мой сын, а его — Макар. Энтот вылитый батя! Что наружностью, что повадками. И хитрющий такой же. Телеграмму отбил: приеду, мол, в субботу. Я потому и дома-то… Приказал отец подготовиться к приезду Макара.

— Чего это он вздумал? Года два или все три не бывал тут.

— Да уж наверно неспроста… Не иначе, дело какое-нибудь к отцу есть… а може, в армию берут, попрощаться едя. Ой, что же я забалакалась! — спохватилась Настасья. — Ты ж, поди, голодный. Сейчас я тебе поесть соберу. У меня все сварено, все сготовлено… Наварила всего, напекла, нажарила… А за подарок тебе спасибочко, сынок, большое… Дай бог тебе за доброту твою в жизни твоей всего хорошего, во всех делах твоих удачи. Только вот насчет отца: ему бы тоже чего-нибудь надо было привезть, а то опять обидится. Либо уж мне спрятать твой подарок, не говорить ему покамест.

— Ничего я не мог ему найти. На него готовое трудно подыскать без примерки.

Говорил он неправду: ему и в голову не приходило, чтоб отцу подарок покупать. Не любил он отца.

— На рубашку бы чего ни на есть, — сказала мать.

— А ты сшей ему рубаху из этого материала. Тут ведь двенадцать метров. Хватит вам обоим.

Настасья обрадованно согласилась:

— Ну-к что ж! Скажу ему: нам с тобой, мол, ситец сын привез. То-то доволен будет. Половинку бы рябиновки ему еще. Дюже он любит ее. Совсем отмяк бы. Ты дай-ка деньжонок — я сама куплю. В кооперативе нашем энта гадость имеется, а он пока не закрылся. Отцу похвалюсь, сын, мол, привез.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Пообедав, Андрей подремал немного на небольшой старинной кушетке. Потом пошел в баню, натопленную и приготовленную матерью. Баня находилась в противоположном от избы углу сада. Ведмедь узнал Андрея, бросился к нему, звеня цепью, скользившей по проволоке. Завизжав от радости, встал на задние лапы, а передними уперся ему в грудь и несколько раз лизнул в подбородок. Андрей потрепал пса по жирному загривку. Приятно! Пес не забывает его.

Из бани возвратился уже на заходе солнца. Макар еще не приехал, и отца не было. Хотел пойти в отцову «келью», но мать отговорила. Ключ от «кельи» отец теперь не доверяет ей. И хотя она знает, куда он его прячет, — лучше все-таки не ходить туда.

— Ну его к лешему с его «кельей».

Андрей недоуменно поднял брови:

— Чего там в ней, в «келье» этой, почему не доверяет?

— А бог его знает, — сказала Настасья. — Он ведь у нас трудный. — И, помолчав, спросила: — С Галей-то когда же повидаешься?

— Завтра вечером.

Андрей подсел к столу, положил перед собой в голубом коленкоровом переплете книжку, привезенную из города в кармане пиджака. От сиреневых кустов, густо разросшихся в палисаднике, в горнице было сумрачно. Настасья, видя, что Андрей собирается читать, зажгла лампу, которую Аникей Панфилович разрешал зажигать только в особых случаях, и поставила на стол. Лампа была редкостная, с белым абажуром, в нее входило литра полтора, ежели не два, керосина. Светло от нее было, как от электричества. Затем Настасья начала занавешивать окна широкими дерюжками.

— Затемнять велят, — пояснила она, видя, что Андрей смотрит на нее непонимающе.

— Затемнение! — удивился он. — Почти за тысячу километров от фронта?

— Ничего не поделаешь, сынок, велят. Село наше огромадное, — говорят, с городом фашисты попутать могут. Да и сел они не щадят — слух такой идет. Комсомольцы вечером проверяют, а наутро Митрий Ульяныч в правление зовет и ругает, если кто не завешивал окошек. На улицах у нас теперь темно-темно по вечерам и ночам, будто оно и нежилое. Ажно страшно становится, особливо когда одна идешь. Ну, читай, Андрюшенька, — ласково заключила Настасья, покончив с окошками.

С минуту постояла рядом. Хотелось обнять, поцеловать сына, такой он у нее милый да желанный, такой тихий, скромный и… чистый после бани. Но не осмелилась. Переступила с ноги на ногу, вздохнула, тихо проговорила:

— Пойду свинюшек покормлю… и корова скоро придет. Ты не скучай тут.

Оставшись один, Андрей стал перелистывать книгу. Блок! Любимый поэт! Все созданное им было близко Андрею, волновало. Но сейчас он искал главным образом стихи о любви, о женщинах.

Твое лицо мне так знакомо,Как будто ты всегда со мной…

У Блока — «жила со мной». Андрей мысленно прочел иначе. Ему нужны были строки, которыми можно было бы выразить свои чувства к Гале, и не только выразить для себя, а и ей прочесть. Понятно, прочесть так, как написано у Блока, было вроде бы неудобно. Что значит «жила со мной»? Гораздо лучше и «пристойней»: «всегда со мной»! В таких словах выражено лишь духовное отношение к женщине или девушке.

…В гостях, на улице и домаЯ вижу тонкий профиль твой,Твои шаги звенят за мною,Куда я ни пойду, ты там,Не ты ли легкою стопоюЗа мною ходишь по ночам?
Перейти на страницу:

Похожие книги

Пока светит солнце
Пока светит солнце

Война – тяжелое дело…И выполнять его должны люди опытные. Но кто скажет, сколько опыта нужно набрать для того, чтобы правильно и грамотно исполнять свою работу – там, куда поставила тебя нелегкая военная судьба?Можно пройти нелегкие тропы Испании, заснеженные леса Финляндии – и оказаться совершенно неготовым к тому, что встретит тебя на войне Отечественной. Очень многое придется учить заново – просто потому, что этого раньше не было.Пройти через первые, самые тяжелые дни войны – чтобы выстоять и возвратиться к своим – такая задача стоит перед героем этой книги.И не просто выстоять и уцелеть самому – это-то хорошо знакомо! Надо сохранить жизни тех, кто доверил тебе свою судьбу, свою жизнь… Стать островком спокойствия и уверенности в это трудное время.О первых днях войны повествует эта книга.

Александр Сергеевич Конторович

Приключения / Проза о войне / Прочие приключения
Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне