— Маневренность нужна. А мы по старинке: пуля — дура, штык — молодец! «Вперед! В атаку!» И в лоб, напрямую! Так можно было с турками драться, Измаил брать штурмом, когда не было ни пулеметов, ни минометов, ни танков. Из-за нашего недопонимания нынешней войны немец и гонит нас. Мы в лоб, а он — с фланга, а то и вовсе окружение организует. Почему не мы его на нашей земле окружаем, а он нас? Возьмем к примеру вот этот городишко. Мы на подступах к нему с неделю держались. А немец видит, что напрямую нас не сдвинуть, — с фланга зашел. А мы уж перепугались: «Окружение!» И ночью снялись да потихоньку, из-под носа немца, через городишко — сюда. Выходит, окружения-то и не было. Если бы окружение, то нам пришлось бы километров двадцать драпать, а мы и десятка не прошли. Маневренности у нас мало, а неповоротливости много. Вот и теперь: дан приказ создать крепкую оборону. По-моему, не оборону бы строить, а поскорей оружием, людьми пополниться да в наступление! Мы фашистам под этим городом кровь пустили как следует. Людьми они потеряли намного больше, чем мы, хотя и у нас потери порядочные. Но все же если не затягивать время, то можно бы их пугануть из города даже сегодня. Наверняка они не успели еще очухаться и восполнить потери… Я, друг, так иной раз думаю: если мы не научимся воевать, то фашисты догонят нас аж до Москвы. Вот тогда, может, мы все за ум возьмемся.
— Ну, это ты, Алексей Петрович, того! — с тревогой в голосе проговорил Ершов. — Как же это можно, чтоб до Москвы? Вроде бы ты на пораженца смахиваешь?
— Нет, я не пораженец, друг Ершов, нет! — с жаром возразил Чернов. — Мне самому страшно, когда подумаю об этом… Но я уверен, что мы раньше научимся…
К ним подошел Иван Тугоухов, находившийся от Ершова через два бойца.
— Смотри, Алеша, что я нашел, — протянул он Ершову три темных черепка. — Глубоко, на дне окопа… около двух метров… Откуда и почему они на такой глубине?
— Куски кувшина, — определил Чернов, взяв один черепок. — Очень старинная посудина. Возможно, времен Александра Невского.
Ершов тоже стал рассматривать черепки, покрытые с одной стороны потускневшей эмалью, а с другой — каким-то рисунком, вроде бы зеленой, но тоже потемневшей краской.
— Невский — это давно было? — спросил Скиба.
— Семьсот лет назад, — ответил Чернов.
— Давненько! — протянул Скиба. — Неужто с той поры черепки уцелели?
— А почему бы им не уцелеть? — сказал Чернов. — Наши предки уже тогда были довольно искусными людьми. Кирпич, посуду умели обжигать. Даже, как видишь, эмаль у них была, краска.
— А Невский — кто был? — спросил Скиба.
— Не знаешь? — удивился Чернов.
— Не знаю.
— Князь. Князь, который предков нынешних немцев разгромил и сказал: «Кто с мечом на нас пойдет, от меча погибнет!» Почти семьсот лет они помнили это предупреждение, а потом забыли. И теперь вот опять лезут.
— Откуда ты все это знаешь? Наверное, в университете учился?
— Вроде того! — усмехнулся Чернов.
— А рядовым воюешь, — сказал Скиба.
Чернов вздохнул:
— Да, брат, рядовым. Впрочем, не совсем рядовой. Я — лейтенант, командир танка… но бывший…
— Вон оно що! А кубики твои де же?
— Сняли.
— Сняли! — не то удивленно, не то недоверчиво проговорил Скиба. — Проштрафился, стало быть?
Чернов дернул одним плечом.
— Получается так.
Отделенный Миронов издали предупредил:
— Тихо! Командир роты!
В самом деле, по траншее гуськом друг за другом к ним приближались три человека. Миронов, подойдя, уточнил:
— Старший лейтенант Новиков, политрук Ковалев, командир взвода лейтенант Снимщиков.
Новиков, приблизившись, остановился чуть поодаль. Коротким взмахом руки приветствуя, негромко сказал:
— Здравствуйте, товарищи. Вольно.
Продолговатое, чисто выбритое лицо его, со слегка выдающимся подбородком, было нахмурено.
Бойцы вполголоса ответили:
— Здравия желаем, товарищ старший лейтенант!
— Окапываться как следует, — резко проговорил Новиков.
— Слушаюсь, — сказал Миронов.
— Разрешите вопрос, товарищ старший лейтенант, — обратился Чернов.
— Давайте, — кивнул Новиков.
— Мы что же — опять в оборону?
— Да. В оборону.
— А как же город?
— Что — как же?
— Фашистам оставим старинный русский город?
На загорелых скулах Новикова задвигались желваки.
— Временно оставим. А в чем, собственно, дело?
— Нам хотелось бы отбить город-то, — сказал Чернов. — Мы думали, если пополнение прибыло, то пойдем в наступление.
— На войне редко так бывает, как нам с вами хотелось бы, — холодно произнес Новиков. — Вопросы же наступления и обороны решает высшее командование. А вообще о наступлении не вам, товарищ Чернов, говорить.
— Почему не мне?
— Сами знаете почему, — сердито сказал старший лейтенант и зашагал дальше, сопровождаемый Ковалевым и Снимщиковым.
Вскоре они скрылись за поворотом (траншея была отрыта зигзагами), но каски всех троих долго еще виднелись.
Бойцы снова присели. Скиба, обращаясь к Чернову, спросил:
— За що тебя все-таки разжаловали?
Чернов вяловато ответил:
— Долго рассказывать. Давайте готовиться к обороне, а то старший лейтенант на обратном пути отругает нас. Коль оборона, значит, надо крепить ее. Зароемся в землю и будем стоять насмерть.