О чем они мечтали

Недели через три после того случая Илья и Галя ходили вместе в хоровод. И он уже твердо знал, что лучше Гали для него девушки во всей Даниловке нет и быть не может. Однако до сих пор ни ей, ни кому другому об этом не говорил. Больше года он гуляет с ней. Собирался осенью сделать предложение. И вдруг как обухом по голове: Андрюха Травушкин посылает сватов к Половневым.

5

Когда Галя покинула хоровод, Илья сразу встал и понес баян домой. На свидание можно бы пойти с баяном, но надо было как-нибудь отвязаться от Огонькова.

Шли молча. Илья шагал широко и споро. Огоньков едва поспевал за ним, сильно припадая на левую ногу, стараясь не отстать.

— Пора бы тебе домой, — раздраженно проворчал вдруг Илья. — Что ты сегодня прилепился ко мне как банный лист?

— По долгу бригадира! — игриво ответил Огоньков. — Обязан проводить лучшего стахановца полей колхоза «Светлый путь»!

— Ну и брехло ты, Федька! Впрочем, леший с тобой. Провожай на здоровье, все веселей, чем одному. В одиночестве и пенек дорог.

Ему хотелось погасить подозрения и догадки Огонькова о свидании с Галей. «Домой, домой иду, мол, а ты понапрасну ноги бьешь».

Но Огоньков торопливо продолжал хромать рядом как ни в чем не бывало.

— Вот я же и говорю… Парень ты компанейский… И мне с тобой очень радостно и приятно лишний часок провести. Люблю я тебя больше всех остальных в нашей бригаде. А ты почему-то не веришь, хочешь все время отбояриться от меня.

— Мели-мели, Емеля, твоя неделя! — отозвался Илья, с отчаянием подумав: «Нет, от этого черта хромого подобру не отделаешься!»

Возле своего амбарчика, стоявшего рядом с избой, Илья остановился. Ему не хотелось беспокоить родителей, они, конечно, уже спали, и он, решив оставить баян в амбаре, протянул руку бригадиру:

— До завтра! — И зевнул во весь рот. — Ох и спать охота!

— Эк тебя разморило! В амбаре будешь спать? — Огоньков сдавил ему пальцы, но уходить не спешил. — Может, и мне с тобой?

— Да где же? — растерянно пробормотал Илья. — Коечка узенькая, а пол земляной, и постелить нечего.

— Жаль! — насмешливо сказал Огоньков. — А покурить есть?

— Все покурили! — Илья похлопал себя по карманам, в голосе прозвучало неподдельное сожаление, хотя при нем было еще с десяток папирос — Ну, пока! Пойду я! Спокойной ночи!

Подошел к амбару, открыл дверь и, пригнувшись, шагнул в темноту с баяном на плече.

«Придется прилечь, иначе от него не отлепишься!»

Только он так подумал, гулко грохнула дверь, тоненько, жалобно звякнула наружная задвижка.

— Брось баловать! — крикнул Илья.

Вкрадчиво-ласковым голосом Огоньков негромко пояснил:

— Так тебе спокойней. Никуда тянуть не будет. Забочусь о подходящих условиях для отдыха передового тракториста!

— Оставь свои дурацкие шутки! Открой сейчас же!

— Не открою, — сказал Огоньков. — И не проси…

Илья понял, какую злую шутку задумал разыграть приятель.

— Ну и гад же ты, Федька! — злобно проворчал он. — Никогда не думал, что ты такой стервячий гад!

— Правильно подметил! — весело согласился Огоньков. — Сам не подозревал, что я гад, каких мало. А теперь вижу… и ничего с собой поделать не могу, вот беда! Так и тянет пакость кому-нибудь сотворить… например, свиданию помешать. Особливо, ежели человек тайком от товарища… Да ты не шуми! Галю охота повидать? Знаю. Сочувствую. Но оказать содействие не имею права. Завтра — работать, а ты намерен всю ночь не спать. Такое бесшабашное поведение вредно твоему юному организму и… колхозному хозяйству. Утром, перед отъездом, зайдешь за Васей — и с ней повидаешься. Понимаю: дневные свидания не так интересны… зато вполне безопасны: тут уж целоваться не придется!

Теряя самообладание, Илья закричал:

— Открой, Федор, иначе плохо тебе будет!

Он чувствовал себя совершенно бессильным. Ругал приятеля самыми последними словами. Угрожал. Просил. Ничего не помогало. Тогда Илья замолчал. Что бы такое предпринять? Протер стекло в маленьком окошке, посмотрел. Огоньков стоял у двери.

— Значит, не откроешь? — спокойно, как бы примирившись со своей участью, спросил Илья.

Протяжно вздохнув, Огоньков ответил:

— Значит, не открою!

— Ну и черт с тобой! Но имей в виду, Федька, сегодняшней твоей подлости вовек не прощу!

— Ладно! — с покорностью в голосе сказал Огоньков. — Когда-нибудь сквитаемся. А теперь тебе лучше лечь. Выходной день нам с тобой дали не для того, чтобы за девками охотиться. Погулял — и хватит.

И затих. Минута, другая — ни звука.

Илья позвал:

— Федор! Слышь! Открой! Надо же мне выйти!

Молчание.

Илья крепко выругался.

— Ушел, мерзавец!

С горя закурил. Все в нем кипело. Будь сила — разнес бы в щепки этот амбарчик. И надо же так глупо попасться в ловушку!

— Это так-то у тебя нету папирос! — с издевкой в голосе неожиданно заговорил Огоньков, почуяв аромат табака. — За такую жадность тебя неделю голодом проморить взаперти!

— В амбаре были припрятаны… я забыл об них, — оправдывался Илья. — Открой! Все папиросы отдам вместе с портсигаром.

— Не нужно мне все. Одну дай.

— Не откроешь — ни одной не дам.

— А если открою? Не врешь, что все отдашь? И драться не будешь?